Дэвид Лоуренс - Дочь леди Чаттерли
Космос для нас мертв, как нам вновь ощутить его живое дыхание? «Знание» убило солнце, оно для нас — раскаленный газовый шар. «Знание» убило луну, она теперь — мертвая маленькая Земля, испещренная древними, кратерами, как лицо оспинами; Земля убита автомобилями, она для нас место для езды, более или менее ухабистое. Как же вернуть величественные сферы отраженных в душе небес, которые наполняют нас ликованием? Как вернуть Аполлона, Аттиса, Деметру, Персефону и подземные камеры Плутона? Как вновь узреть Венеру, Бетельгейзе, Вегу?
Мы обязаны вернуть человечеству этот мир, в котором только и может счастливо обретаться душа человека, его высшее сознание. В мире разума и науки, в этом сухом стерильном мирке солнца — газового шара, луны — мертвого осколка нашей планеты, счастливо обретается лишь абстрактный ум ученого. Да, вот каким представляется мир современному человеку, у которого разорваны связи с космосом. Человеку, связанному пуповиной с Вселенной, мир видится иным: то он лазоревый, пастельный, то темный, как подземное царство. Луна то наполняет восторгом, то заставляет тосковать по ней, солнце то как огромный рыжий лев грозно рычит, выпуская когти, то, как львица детенышей, нежно лижет нас живительными лучами. Существует много способов познания мира, много видов знания. Человек обладает среди прочих двумя: логическим, научным, рациональным — способ человека, отчужденного от космоса, и противоположным ему, который я бы назвал религиозным, поэтическим постижением мира.
Когда Платон начал свой великий крестовый поход, он не думал об утрате этих связей, его волновали «идеальные сущности». Секс — великая связующая сила. Два сердца, объединенных его великой, замедленной вибрацией, счастливы именно со-единением. Идеалистическая философия и религия именно это единение и избрали своей мишенью, вознамерились его убить. И преуспели в этом. Убили наповал. Последний всплеск надежды и дружелюбия был затоплен кровью и грязью войны. И вот теперь каждый человек — крошечная замкнутая в себе личность, особь. И хотя «доброта» сегодня общее поветрие — добрыми должны быть все, — под доброй улыбкой прячется жесткое, холодное сердце. И это, пожалуй, хуже всего. Каждый держит за пазухой камень. Человек ощущает ближнего своего как источник опасности. В обществе восторжествовали индивидуализм и персонализм. Если я, как личность, отчужден от всех, то любая тварь, особенно человек, всегда против меня. Такова отличительная черта эпохи. Все мы внешне добры, ласковы, но только потому, что в душе у каждого затаился страх.
Обособленность, рождающая чувство опасности и страха, усиливается по мере того, как слабеют между людьми теплые человеческие связи. Одновременно с этим растет индивидуализм, формируется отчуждение личности. Первыми вступают на путь индивидуализма так называемые культурные слои общества, и они первые чувствуют опасность и страх. Простолюдины дольше сохраняют старые, клановые узы. Но в конце концов и они их теряют. Тогда и возникают классовое сознание и классовая ненависть. Классовое сознание и классовая ненависть — лишь свидетельство того, что старые родовые связи окончательно порвались и человек ощущает себя отчужденной ото всех личностью. В обществе появляются группировки, партии для совместной борьбы и выживания. Наступает гражданская нестабильность.
Это еще одна трагедия современной жизни. В старой доброй Англии между людьми существовали тесные связи. Сквайры были грубы, высокомерны, несправедливы, отличались буйством натуры, но они были плоть от плоти народа, частицей общего кроветока. Мы чувствуем это, читая Дефо, Фильдинга. Тогда были характеры, теперь — личности.
Сэр Клиффорд, герой романа — продукт нашей цивилизации, личность, утратившая все связи со своими соотечественниками, мужчинами и женщинами. Тепло человеческих отношений ему неведомо, очаг его холоден, сердце — мертво. Он добр, как велят устои, но простое человеческое участие ему чуждо. И он теряет любимую женщину.
Меня много раз спрашивали, умышленно ли я сделал Клиффорда калекой, не символично ли это. Мои собратья по перу говорят: не лучше ли было создать его целым и невредимым — женщина от такого все равно уйдет. Право, не знаю. Сев за роман, я не думал ни о какой символичности. Когда стали вырисовываться образы Клиффорда и Конни, я и понятия не имел, что они такое и как все у них будет. Но роман был переписан три раза от начала до конца. И когда я прочитал первый вариант, мне сразу пришло в голову, что увечность Клиффорда символична. Она символизирует глубокий эмоциональный паралич большинства современных мужчин того класса, к которому принадлежит Клиффорд. Я понимал, что этим самым я делаю Конни менее привлекательной в глазах читателя. Не очень-то красиво бросить пострадавшего на войне мужа. Но их отношения складывались сами собой, и я не хотел в них вмешиваться. Символична увечность Клиффорда или нет, роман неизбежно должен был вылиться в то, что он есть.
Одна газета пожалела бедного итальянца-наборщица, не знавшего ни слова по-английски и, по-видимому, втянутого в этот скандал обманно. Спешу разуверить почтенную газету, никакого обмана не было. Маленькому седоусому итальянцу, только что женившемуся второй раз, было сказано: «В этой книге имеются такие-то и такие слова, и она описывает кое-какие вещи. Если вы боитесь неприятностей, можете отказаться от этой работы». Наборщик спросил, что это за вещи, а узнав, сказал с типичной невозмутимостью флорентийца: «Ну и что, мы этим занимаемся каждый день». И вопрос был исчерпан. Поскольку в книге нет ничего политического, ничего вредного, то и говорить больше не о чем. Дела житейские, так сказать.
Одна американка, прочитав книгу, заметила: «Муж — интеллектуальный вампир, любовник — сексуальный маньяк. Бедняжке Конни не из чего было выбирать. Обычная история».
Примечания
1
Имеется в виду группа английских поэтов и художников «Прерафаэлитское братство».
2
дама полусвета (фр.)
3
Евангелие от Матфея, 6:34.
4
В тексте Лоуренса намеки на отношения этих людей в «Диалогах» Платона.
5
Книга пророка Иеремии, 5:1.
6
Евангелие от Иоанна, 3:7.
7
Евангелие от Иоанна, 12:24.
8
Авессалом ехал на муле, ветви дуба оплели ему голову, мул пошел дальше, а Авессалом повис в воздухе (Вторая книга Царств, 18:9).
