Дарья Истомина - Торговка
Терлецкий вел себя прилично, во всяком случае, здоровался вежливо, без подковырок, но видела я его очень редко, на бегу, и иногда мне казалось, что он здесь уже и не живет.
Хотя, если честно, пару раз он заставил меня удивиться. Как-то под Новый год я обнаружила под дверью здоровенную заказную корзину, украшенную свежей хвоей, лентами и игрушечным Санта-Клаусом, державшим визитку Терлецкого в красных игрушечных рукавичках, В корзине был роскошный рождественский набор с шоколадом и марципанами в больших фигуристых коробках, с французским шампанским и номерной бутылкой настоящего «Порто». Еще я обнаружила микроскопический флакончик очень редких духов «Леди Ди». Были и цветы, яркие и жесткие, явно из тропиков, похожие на перья из хвоста попугая. Я изобразила негодование, завелась и хотела отнести подарки назад и оставить их под дверью Терлецких, но тетя Полина решительно воспротивилась.
— Еще чего, Машка! Облапошил кого-нибудь, коммерсант хренов! С него не убудет! Похоже, он за тобой ухаживает или, как вы выражаетесь, под тебя клинья бьет. Ты как думаешь?
— Умоется… — буркнула я.
В другой раз он позвонил и сказал, что к нему в офис доставили билеты на Ростроповича, но всем эти виолончели по фигу, и если я хочу, то могу сходить одна или с подругой.
— Или с другом… — помолчав, добавил он небрежно, но было ясно, что ему интересно, признаю ли я, что друг имеется в наличии.
Я просто попросила, чтобы Терлецкий больше не звонил.
Друг, тот самый спец по гольфу, был, но недолго. Он, конечно, ни о чем не догадывался, но на нем я проверила, не отвратилась ли от мужчин после Терлецкого. С этим оказалось все более или менее в порядке, но разбежались мы как-то незаметно, без видимых причин, просто он был постоянно занят в своем клубе и на тусовках, у меня дел было невпроворот, и все погасло само собой. Теперь я была ничья девица, правда, никаких неудобств по этому поводу совершенно не испытывала.
Глава 7
УЧИТЕЛЯ И УРОКИ
Я не очень верила, что Катя на следующее же утро после нашей встречи выйдет на работу ко мне в лавку. Ей, как и мне, проснуться надо было в полшестого, а к такому каторжному режиму даже я привыкала не одну неделю.
День начинался как-то тускло и сонно, я с трудом вынула себя из-под одеяла. Отец спал, но завтрак для меня, оладышки с пенками от варенья, уже был готов. Варенье было разлито по трехлитровым банкам, которые стояли на полу.
Москва громадна, и если на «Динамо» сумеречный рассвет был сухим, то в районе ярмарки лупил непроглядный сплошной дождь, вовсе не похожий на короткий ливень. Горело еще ночное освещение, было необыкновенно безлюдно, как на стадионе перед футбольным матчем. Потоки грязной воды стекали с асфальта, и возле конечной станции метро лишь две самые отчаянные бабки обречено мокли, прикрыв лучок-чесночок с прочими петрушками пленочными полотнищами и закутавшись в них сами.
Рагозина терпеливо ждала меня возле лавки, в прозрачном дождевике с капюшоном, с чемоданчиком в руках. Меня порадовало, что она такая исполнительная и старательная.
Мы открыли лавку, вошли внутрь и переоделись. Я в свою голубую форменку с пилоткой, она же извлекла из чемоданчика аккуратный, хорошо наглаженный рабочий халат с карманчиками и — что меня удивило — мягкие тапочки почти без каблука. «Выходит, запомнила, что весь день на шпильках не простоишь», — подумала я. Но оказалось, что тапочки ее заставила взять мать, Нина Васильевна.
На мою форменную одежку Катерина смотрела с завистью, но второго комплекта у меня не было, прежний уволокла Клавдия, да и на Рагозиной ее халат висел бы как на шесте. Я сказала, чтобы Катя дала размеры, материал у меня остался, а тетка на даче спецуру сварганит в момент.
Я поставила кофе, протерла залапанное Клавдией зеркало. Рагозина тем временем очень внимательно рассматривала лавку, как бы примеряла ее на себя.
Я разлила кофе по чашкам.
— Ну что, Кать… С чего лекцию начнем? Как стать молодой миллиардершей, торгуя вразвес килькой пряного посола?
— Минуточку. — Она даже не улыбнулась. Серьезно-напряженная, как на экзамене, вынула из чемоданчика толстую тетрадку, ручку. — Извини, Маша, но я всегда все фиксирую… Привыкла!
Ну прямо первокурсница перед профессоршей.
— Ладно, — произнесла я, сдерживая смех. — Начинаем с погодного фактора.
— Погодного? А… понятнее можно?
— Дождь чешет без продыху, — пояснила я. — Замечаешь?
— А еще яснее?
По-моему, она начинала злиться, но по ней это было не заметно.
— Торгаши — как рыбаки или летчики, а также труженики сельского хозяйства, которые пашут! У нас тоже одно из главных условий успеха — погодный фактор! До настоящего осеннего паскудства еще, конечно, далеко, — закуривая, сообщила я. — Но, в общем, сама увидишь, сегодня торговли не будет. Мимозы, а не люди! Без сводки погоды из дому и носа не высунут. А вообще — запоминай! Самые наваристые дни — суббота и воскресенье. Но бывает, и с вечера в пятницу народишку подваливает… После воскресенья идет откат, но в понедельник и вторник еще концы с концами свести можно. А вот среда-четверг — деньки завальные! Все больше старухи шмыгают, им все равно делать нечего. Берут на копейку, а торгу на миллион! Но в такой дождь и они по домам свои ревматизмы греют…
— Не торопи! Я все знать должна… Раз уж влипла….
«Влипла? Во что-то нечистое, что ль? Могла бы и помолчать. Хотя бы из уважения к трудовому народу в моем лице», — подумала я удивленно.
— Слушай дальше, — уже раздраженнее продолжала я. — Главное для нас с тобой — касса! Аппаратик видишь? Смотри на кнопочки. Я сейчас по нолям выбью, для примера… Видишь, чек вылезает? Положено его покупателю отдать, в знак того, что акт купли-продажи произведен. Все суммы фиксируются и в копиях остаются. Для чего? А для обираловки! Эти людоеды из налоговой инспекции чуть что — и лицензию на гербовой бумаге, что вон там в рамочке висит, снимут, и разрешение на торговлю отберут,.. Если по-крупному химичишь, то и тебя прихватят — тут штрафами не отделаешься, могут вообще дело прихлопнуть, всучат волчий билет, да еще в черный компьютер занесут… Это раньше лафа была, никто ни с кого ничего не спрашивал, давали, как баранам, шерстью обрасти, чтобы государству было что стричь. Все равно, конечно, стригли, без этого тут ни чихнуть, ни пукнуть не дают. Свои — те, что рынок держат. Главное — не вляпаться на налоге с продаж, это четыре процента, то есть с каждого рубля четыре копейки отдай. Потом еще налог на добавленную стоимость, двадцать процентов. В общем, каждый тугрик из прибылей должен быть засвечен, понимаешь? Ну ладно, когда вместе суммы считать сядем — поймешь… Вот это вот — моя личная амбарная книга. Что бы кто ни купил, хоть хвост от селедки, записывай сюда и сумму тоже заноси… Вот тут я держу паспорта на каждую крупную партию товара, сертификаты качества… Это чтобы каждый москвич оставался у нас с тобой не травленый, а, наоборот, здоровенький…
