Ник Коулридж - Смертельные друзья
– Нет еще, – ответил он. – Теннис смотрел. Надеюсь, она их не огорчила, Фулгеры – удивительная пара, мои близкие друзья.
– Анна побеседовала с Анастасией, и та осветила их супружество со своей стороны. Знаете, они ведь разводятся.
– Жаль! Я был у них на свадьбе в замке где-то в Германии. Раз уж Лолы тут нет, можно об этом вспомнить. Я в то время был женат на Бонни. Мы тогда оделись, как французские аристократы.
– Теперь все в прошлом, – сказала Анна. – Анастасия пребывает в расстроенных чувствах.
– Жаль, – повторил Барни. – Надо будет позвонить Бруно.
Мы немножко поболтали о делах. Барни рассуждал о перспективах развития супермаркетов в Англии и парковок в Лас-Вегасе. У него не было ни малейшего сомнения в том, что, если идея оправдала себя в Индианаполисе, она оправдает себя и в Лондоне. Потом он спросил:
– Вы, ребята, наверное, ожидаете атаки с флангов?
– Еще как, – ответил я. – Небывалой силы. На следующей неделе мне придется лететь в Париж, чтобы выдавить «Инкорпорейтид» из сделки с «Мушетт».
– А, крошка «Мушетт», – протянул Барни. – Я мало что о ней знаю. Говорят, она в дыре, а? А половина акций принадлежит учредителю.
– Вы прекрасно осведомлены.
Барни пожал плечами.
– Читаю «Уолл-стрит джорнэл» от корки до корки. Этого достаточно. Ее читаю и еще «Плейбой».
И он сально захихикал, поглядывая в сторону Анны.
– А знаете, насчет «Мушетт» есть забавный сюжет, об этом можно было бы написать, – вмешалась Анна. – Хотя вряд ли какой-нибудь из наших журналов осмелится это печатать – рекламодателя потеряют. Может, я куда-нибудь в газету напишу.
– Ты же не пишешь про индустрию косметики, – заметил я.
– А это не про косметику. В этой «Мушетт» собрались какие-то грязные типы. У меня есть братец, он занимается охраной окружающей среды в Бразилии, так вот он говорит, что они творят жуткие дела в сельве.
– Что за гринписовскую пургу ты несешь, – поддразнил я ее, чтобы раззадорить Барни.
– Да уж, – неожиданно подтвердил он ее слова. – Эти большие ребята из косметики охотятся за хвостами игуаны, открыли в нем какую-то чудодейственную фигню. Лола у меня падкая на такие штуки. Я когда оттуда летел, меня так нагрузили этим дерьмом, что в «Конкорд» еле впустили.
После обеда мы с Барни задержались в холле, а Анна пошла в дамскую комнату.
– Что, у этой птички такие же зажигательные статейки, как и попка? – спросил Барни.
– Даже лучше. Она гениально пишет. Как вгрызется в материал, так и не выпустит, пока не прожует и не выплюнет. Потому и держим.
– Хорошая реклама, – отозвался Барни. – Да, она девочка с мозгами.
Подошла Анна, и мы стали было прощаться, но Барни прервал нас.
– У меня дежурит машина с шофером. Анна, позволь, я тебя отвезу домой. Мне надо проветриться перед сном.
Мы вышли из отеля на Парк-лейн, где пожилой шофер дремал за рулем черного «Мерседеса». Компания «Белгравиа лимузинз». Мы иногда пользуемся ее услугами, когда есть вечерняя работа. Я усадил Анну на заднее сиденье и уже приготовился сесть рядом, но Барни сказал мне: «Кит, тебе, может, лучше такси взять. Тесновато будет втроем».
Я поймал взгляд Анны, она подмигнула и округлила глаза. Этот жест означал: о'кей, я с ним справлюсь.
Я простился с Барни на тротуаре, подождал, пока шофер захлопнет дверцу за дорогим клиентом, и проводил глазами длинный черный автомобиль, пока он не скрылся в ночной тьме.
Я вернулся домой, осмотрел стоянку, чтобы убедиться, что там нет шпионов, и хотел позвонить Анне, узнать, все ли в порядке. Квартира хранила следы нашего лихорадочного бегства. Содержимое сумочки Анны, ее блокнот и диктофон по-прежнему валялись на полу возле дивана. Я подозревал, что Барни напросился к ней якобы выпить, и тогда я буду кисло выглядеть со своим звонком, как будто шпионю за своим шефом. Но тут телефон сам зазвонил. Это была Анна.
– Что касается Барни, – с ходу объявила она, – он меня чуть не уморил, когда выкинул тебя из машины.
– Он предпринял атаку?
– Не то слово. Облапил и не выпускал всю дорогу. Я чуть было не попросила шофера остановиться, чтобы выпрыгнуть. Жаль, что ты не мог превратиться в муху и наблюдать за нами с потолка, получил бы удовольствие. Сначала, минут десять он еще пытался сохранять лицо и нес всякую чушь насчет журналистики, а потом, когда стали подъезжать к дому, дал себе волю. Не будь он большим боссом-кормильцем, я бы двинула его локтем по яйцам.
– Значит, ты все это стерпела.
– Ну почему же. Я сопротивлялась. Хотя довольно безуспешно.
– Но все же тебе удалось улизнуть?
– С трудом. Пришлось пообещать, что пообедаю с ним, когда он найдет время. Вдвоем.
– Кстати, насчет времени. А сейчас у тебя его не найдется? Я соскучился. Утром бы вместе позавтракали.
– Прости, – ответила Анна, – я пас. Сегодня был такой трудный день. Хотя и замечательный. Но я с ног валюсь. Звякну тебе утречком. Мне же диктофон нужен, не терпится расшифровать беседу с Эрскином Гриром.
Мы пожелали друг другу спокойной ночи и еще раз договорились созвониться утром.
– Да, Кит, – вдруг встрепенулась Анна. – Должна сказать тебе, мне было очень хорошо сегодня. Правда очень хорошо. Я, наверное, забыла тебе об этом сразу сказать.
– Нет, не забыла. Но всегда не грех повторить. Тем более что мне тоже было очень хорошо.
8
Я проснулся поздно и сразу же сунулся за дверь, чтобы взять почту. Воскресные утренние газеты громоздились на половичке устрашающей своей величиной грудой. Я сварил кофе и вставил в музыкальный центр диск. «Нирвана». Каждое воскресное утро я начинаю с Курта Кобейна. Попадает в настроение.
Я вернулся в постель и набросился на газеты, для начала отметя в сторону рубрики типа «Свидания» и «Ваши финансы». Едва я открыл «Санди таймс», как с фотографии на меня глянула Анна в окружении более мелких снимков, на которых она стояла с разными знаменитостями. Заголовок гласил: «Познакомьтесь с Анной Грант (если вы не богаты и не знамениты)». Под ним был напечатан один из самых гадких и омерзительных пасквилей, которые мне когда-либо доводилось читать. Меня прямо затошнило от этого скотства. Гвоздем материала была Анастасия Фулгер, которую «Санди таймс» представляла в виде невинной овечки, которую цинично и злонамеренно окрутила хищная Анна. В статье говорилось, что Анастасия понятия не имела о том, кто такая Анна, и доверилась ей со всей откровенностью как женщина женщине, а Анна подтасовала ее слова и так все извратила, что получился текст, совершенно непохожий на то, что говорила бедняжка Анастасия. Специально подобранный фотопортрет Анастасии на софе – судя по которому трудно было поверить, что она не знает о том, что ее интервьюируют, а не просто на чай зашли – сопровождался, однако, подписью, что, мол, Анастасия согласилась фотографироваться совсем для других целей, для статьи про благотворительный фонд в пользу детей, страдающих болезнями мочеполовой сферы. Увидев журнал, она почувствовала себя ужасно («меня как будто изнасиловали»), и она понять не могла, как можно такое писать в то время, когда она так страдает из-за разрыва с Бруно.
