Сандра Браун - Сокровенные тайны (За семью печатями)
— Как перенесла это ваша мать?
— Не слишком хорошо. Она была решительно против, но поделать ничего не могла. Там, откуда она родом…
— Откуда же?
— Из Кентукки. В свое время ее отец был одним из лучших коневодов в стране. Это он вывел победителя знаменитых скачек «Тройная корона».
— А как она познакомилась с вашим отцом?
— Ангус поехал в Кентукки покупать кобылу. А вернулся с кобылой и с моей матерью. Прожив здесь более сорока лет, она до сих пор придерживается традиций семейства Пресли, в том числе — отправлять всех отпрысков в частную школу. А папа не только записал меня в рядовую пурселлскую школу, но еще и настоял, чтобы я играл в футбольной команде. Тренеру эта мысль пришлась не очень-то по душе, но отец купил его, пообещав обеспечить формой всю команду, если он меня возьмет, ну и…
— Ангус Минтон слов на ветер не бросает.
— Уж будьте покойны, — засмеялся Джуниор. — Говорить ему «нет» без толку, он его не слышит; так я стал играть в американский футбол. Если бы не отец, я бы и близко к полю не подошел и в первую же тренировку меня изметелили бы до полусмерти. Ребята меня, ясное дело, невзлюбили.
— За то, что вы самый богатый мальчик в городе?
— Да, работенка эта нелегкая, но кому-то же ее надо делать, — обаятельно улыбаясь, ответил он. — Во всяком случае, когда я в тот вечер пришел домой, то заявил отцу, что с одинаковой силой ненавижу и пурселлскую среднюю школу, и футбол. Сказал, что мне намного больше нравятся бледные маленькие ублюдки, чем такие громилы, как Рид Ламберт.
— И что было потом?
— Мама рыдала до истерики. Отец ругался и неистовствовал. Потом вывел меня во двор и бросал мне мяч до тех пор, пока я, ловя его, не разодрал себе в кровь все руки.
— Какой ужас!
— Да нет, что вы. Он же это делал ради меня. Он знал то, чего я знать не мог: здесь вся жизнь — игра; еда, выпивка, сон — все вертится вокруг футбола. Слушайте! — воскликнул он. — Я тут разболтался о пустяках, а вы небось замерзли.
— Нет.
— Точно?
— Да.
— Хотите уйти?
— Нет. Хочу, чтобы вы продолжали болтать о пустяках.
— Это официальный допрос?
— Это разговор, — довольно резко сказала она, и он ухмыльнулся.
— Суньте, по крайней мере, руки в карманы. Взяв се ладони, он направил их в карманы ее жакета, сунул поглубже и погладил поверх меха. Алекс возмутил этот интимный жест. Бесцеремонный и в данных обстоятельствах крайне неуместный. Однако, решив не заострять на этом внимание, она сказала:
— Итак, насколько я понимаю, в команду вы все же вошли.
— Да, во вторую команду школы, но не выступал ни в едином матче, кроме самого последнего. В районном чемпионате. Он опустил голову и задумчиво улыбнулся.
— Разрыв был в четыре очка, не в нашу пользу. Обычный гол нас уже бы не спас. До конца тайма оставались считанные секунды. Мяч был у нас, но ситуация на поле была безнадежная, да и лучшие принимающие игроки еще раньше получили травмы.
— О господи.
— Я же вам сказал, футбол здесь — дело кровавое. Короче говоря, когда очередную звезду бегом выносили на носилках с поля, тренер поглядел на скамью запасных и выкрикнул мое имя. Я чуть штаны не обмочил.
— И что же дальше?
— Я сбросил пончо и побежал к своим; был тайм-аут, они стояли, сбившись в кучу. Из всех игроков только на мне была чистая фуфайка.. А защитник…
— Рид Ламберт? — Алекс знала это по газетным отчетам.
— Да, мой кумир, повергавший меня в ужас. Увидев, что иду я, он довольно громко застонал, а потом, когда я сообщил, какую комбинацию предложил мне сыграть тренер, застонал еще громче. И, глядя мне в переносицу, сказал: «Ну, щенок, если я брошу тебе этот чертов мяч, смотри не упусти его, а то хуже будет».
Джуниор замолчал, погрузившись в воспоминания.
— Я этого до самой смерти не забуду. Рид диктовал условия.
— Условия?
— Нашей дружбы. В тот миг я должен был доказать, что достоин его дружбы, другого случая не представилось бы.
— Это было так важно?
— Елки-палки, еще бы! Я уже достаточно долго проучился в той школе и понимал: если я не сумею поладить с Ридом, мне выше дерьмовой «шестерки» сроду не подняться.
— И вы взяли его пас?
— Если честно, то «взял» сказать нельзя. Рид послал мяч прямо сюда, — он указал себе на грудь, — между номерами у меня на фуфайке. С тридцати пяти ярдов. Мне ничего не оставалось, как схватить мяч обеими руками и пронести его за линию ворот.
— И этого оказалось достаточно, верно?
Он улыбался все шире и наконец расхохотался.
— Ага. Так оно и началось.
— Отец ваш был, наверно, в восторге. Джуниор закинул голову и залился смехом.
— Он перепрыгнул через забор, перемахнул через скамью запасных и выбежал на поле. Подхватил меня на руки и несколько минут носил по полю.
— А ваша мама?
— Мама! Да она скорей бы умерла, чем пошла на футбол. Считает его дикостью. — Он фыркнул и стал теребить мочку уха. — В общем-то, она, черт возьми, права. Но мне плевать было, кто что обо мне думает. Главное, в тот вечер мной очень гордился отец.
Его голубые глаза сияли.
— Он даже не был знаком с Ридом, но обнял и его, прямо в чем тот был, в грязной футбольной форме. С того вечера они тоже подружились. У Рида вскоре умер отец, и он переехал к нам на ранчо.
С минуту он молча предавался воспоминаниям. Алекс не стала мешать ему. Наконец Джуниор взглянул на нее и вдруг застыл в удивлении.
— Господи, до чего же вы сейчас похожи на Седину, — тихо проговорил он. — Не столько чертами, сколько выражением лица. Вы так же умеете слушать. — Он протянул руку и дотронулся до ее волос. — Она очень любила слушать. По крайней мере, у ее собеседника складывалось такое впечатление. Могла часами сидеть неподвижно и просто слушать.
Он убрал руку, хотя ему явно не хотелось ее убирать.
— Именно это вас сначала в ней и привлекло?
— Черт, нет, конечно, — он лукаво улыбнулся. — Сначала меня к ней влекло вожделение юнца-девятиклассника. Когда я впервые увидел Селину в школьном вестибюле, у меня даже дыхание перехватило — так она была хороша.
— И вы стали за ней бегать?
— Да вы что? Обалдеть я обалдел, но не спятил же.
— Как, а ваша безумная любовь к ней?
— Селина в то время принадлежала Риду, — отрезал он. — Тут даже и вопроса не было. — Он встал. — Пойдемте-ка отсюда. Что бы вы там ни говорили, а вы уже окоченели. Да и страшновато здесь в темноте.
Озадаченная его последним заявлением, Алекс не возражала, когда он помог ей встать. Она повернулась, чтобы стряхнуть сзади с подола сухую траву, и снова посмотрела на букет, лежавший на могиле. Зеленая вощеная бумага, в которую он был обернут, сухо потрескивала и трепетала на свежем ветру.
