Татьяна Устинова - Мой генерал
«Это убийца. Он следил за мной, все время следил и сейчас убьет меня. Прямо сейчас».
Как всегда в минуту опасности или самого страшного страха, она вдруг стала очень медленно думать — как будто в голове остановилось время.
Вперед нельзя. Там черная тень, приготовившаяся ее убить.
Можно только в воду, в черную воду вонючего заросшего прудика, где два дня назад она нашла покойника.
Если плыть быстро, она сумеет выбраться на той стороне раньше, чем там окажется убийца. Ночь, бурелом, ямы, болото. Если плыть быстро, может, она сумеет спастись.
Конечно, сумеет. Она умеет бороться.
Она шарахнулась назад, ощупывая свободной рукой заскорузлые доски, в другой стискивала мокрый ремень, не отпускала.
Надо плюхнуться так, чтобы с ходу не наглотаться воды.
Черной вонючей воды, которая наполнит легкие, а им нужен воздух. Только воздух.
— Марина! — закричала тень голосом Федора Тучкова Четвертого. — Смотрите не упадите, там гнилые доски!
Марина замерла на самом краю.
Он кричал приветливо и громко, и все ночные звуки, к которым Марина так напряженно прислушивалась, мгновенно смолкли, даже цикады как будто замерли в изумлении.
— Марина?
— Что вы тут делаете? — Голос у нее был тонким, как у мыши, и она откашлялась и оглянулась на черную воду с серебряной дорожкой, лежавшую за спиной.
— Стою, — признался Тучков Четвертый. — А что вы там делаете?
— Как вы здесь оказались?!
— Я… пришел. За вами.
— Зачем вы пришли за мной?!
— Может, вы вылезете оттуда? — предложил Федор, подумав. — Мы очень громко кричим, а все-таки ночь.
— Как вы здесь оказались?!
Он помолчал.
— Я вышел покурить и увидел, как вы прыгаете с балкона. Ну, я и… Я и решил, что вам может понадобиться моя помощь.
— Мне не нужна никакая помощь! — крикнула Марина. — Уходите!
Он опять помолчал.
— Марина!
— Что?
— Вы лунатик?
— Что?!
— Я спрашиваю, вы лунатик?
Дело принимало странный оборот. Если он собирается убить ее, как убил того, первого, то почему не убивает?! Почему стоит там, не делая ни одного движения, и спрашивает у нее какие-то глупости про лунатиков? Или он… выманивает ее? Хочет, чтобы она расслабилась и потеряла бдительность?
— Уходите! — снова крикнула она, чувствуя, как по спине словно ползет что-то длинное и холодное, похожее на мокрый ремень, который она сжимала в кулаке.
— Хорошо-хорошо, — торопливо согласился он, — конечно.
Повернулся и пошел в сторону сетки теннисного корта. Марина, не отрываясь, смотрела, как двигается по песку черная отчетливая тень.
Сейчас уйдет.
Уйдет, и ей станет еще страшнее. Как она доберется до дома, зная, что он может подстерегать за каждым кустом?
— Подождите! — нервничая все сильнее, крикнула Марина и осторожно пошла по скрипучим мосткам. Тень приостановилась.
Марина шагнула на песок. Мокрый язык ремня волочился следом.
— Вы… все время были здесь?
— Что значит — все время?
— Все время, пока я вытаскивала… это?
Она подняла ремень и потрясла им. Лица Федора Тучкова не было видно. Только невиданной красоты штаны светились как будто сами по себе.
— А что это такое?
— Ремень! — в нетерпении выкрикнула Марина. — Вы что, совсем тупой?! Я вытащила ремень! Помните, я вам говорила, что джинсы на… на покойнике почти не держались?
— Вы пошли ночью на пруд искать ремень от штанов покойника? — уточнил Федор и протянул задумчиво: — Поня-ятно.
— Да ничего вам не понятно! Я не могла пойти днем. Потому что днем убийца мог меня тут обнаружить!
— Ну ночью-то вас обнаружить, ясное дело, никто не смог бы, — согласился Федор. Как-то так непонятно согласился, что Марина опять заподозрила у него наличие чувства юмора. — Для верности вам нужно было надеть камуфляж, каску и со всех сторон понатыкать веток.
— Зачем вы за мной потащились?!
— Затем, что я подозревал что-то в этом духе.
— Что значит… подозревали?
— Я был уверен, что вы отправитесь на этот самый пруд. И меня это беспокоило.
— Почему, черт возьми, вы были уверены?!
— Потому что глаза у вас горели, как у кошки, когда вы мне излагали, что на трупе не было ремня!
— А почему, черт возьми, вас это беспокоило?!
— Потому, черт возьми, что все это может оказаться гораздо серьезнее, чем вы думаете, — вдруг холодно сказал он, — гораздо серьезнее, знаете ли!
В этом холодном, и очень мужском, и очень высокомерном гоне вдруг послышался Микки Рурк, и еще немного Ричард Гир, и отчасти даже Николас Кейдж или как там его…
И тут Марина неожиданно успокоилась.
— А я его все-таки нашла, — сказала она и с гордостью потрясла ремнем, — представляете?
— Почти нет, — признался Федор Тучков, — почти не представляю. Может быть, мы все-таки пойдем отсюда? Скоро рассветет.
— Еще не скоро.
— Скоро.
— Не скоро.
Марина чуть-чуть приблизилась к нему, а потом быстро пошла в сторону теннисного корта, обходя Тучкова Четвертого по дуге. Федор двинулся следом.
— А почему вы лежали на животе?
— Потому что ремень был застегнут. Вокруг сваи. Я его расстегивала.
— Застегнут? — переспросил Федор. — Совсем плохо дело.
— Почему?
— Ну, — неторопливо начал он у нее за спиной, — не думаете же вы, что покойник сам его так застегнул!
Марина взглянула на него через плечо. Лица по-прежнему не видно.
— Я вообще не понимаю, зачем его застегнули, — призналась она, — да еще… на свае. Зачем?
— Если покойник… не сам утонул, — буркнул Федор, — тогда понятно зачем.
— И зачем?
— Чтобы он не всплыл, конечно, — с досадой сказал он. — Его пристегнули к свае его собственным ремнем, чтобы он не мог всплыть. Яснее ясного.
— Господи, — пробормотала Марина. Узкий кусок кожи в руке вдруг стал тяжелым, как будто она тащила не ремень, а гильотину.
Они шли уже вдоль сетки. Сейчас чуть-чуть вверх, потом за угол, и станет виден ее открытый балкон с белой шторой, залитый изнутри ярким и безопасным светом.
— Наверное, я должна пойти с этим в милицию.
— Наверное, будет лучше, если вы немедленно об этом забудете, а ремень завтра выбросите обратно в пруд. Хотите, я могу выбросить.
— Как?!
— Так. Все равно… покойнику вы уже ничем не поможете, зато наживете себе проблем.
— Позвольте, — пробормотала до глубины души возмущенная Марина и даже приостановилась. Федор сразу оказался впереди, засверкали его необыкновенные штаны. — Позвольте, но ведь это же убийство! И это я — я! — поняла, что его… пристукнули! То есть не пристукнули, а утопили! Кроме меня, никто не догадался!
