Ярослав Питерский - Падшие в небеса. 1997
– Привет внучок. Что-то ты мрачен? Неприятности?
Но Щукин не ответил ему. Он, как завороженный смотрел на Лидию и молчал. Скрябина медленно подошла и сухо чмокнула Вилора в щеку.
– Привет! Ты, даже не поздоровался со мной? Что-то случилось?
– Да,… – грустно буркнул Щукин и больно сжал Лидии руку.
Глава четвертая
Лидия видела, Вилору сейчас тяжело, он мучается, он наверняка плохо спал. Мешки под глазами, трехдневная щетина. Она всегда чувствовала, когда у него душевный кризис.
Чувствовала и видела.
Но обычно в этом корила его же самого: мол, он много пьет и таскается по ресторанам.
Но сейчас Лидия так не думала.
Она хотела его обнять, обнять и пожалеть.
Вилор показался ей таким беззащитным. Таким ранимым и одиноким. Лидия тяжело вздохнула, они не виделись больше недели, и он так внешне изменился, причем в не лучшую сторону.
А может, она сама изменилась?
Может, действительно, в ней самой произошел тот, внутренний перелом?
«Он позвал деда. Он не может один. Ему плохо от одиночества. Бедный мужик, ему даже некому сварить борща!» – подумала Лидия.
Вилор, открыл холодильник, стесняясь, украдкой достал бутылку водки. Налил себе в стакан и выпил. Клюфт с укоризной посмотрел на внука и покачал головой:
– Ты бы, лучше сел, поел. Я борщ сварил. Как ты любишь…
Вилор отмахнулся.
Он достал блюдце с нарезанным на дольки лимоном, закусив фруктом, кисло поморщился:
– Мне вновь отказали в редакции. Отказали. Сказали, что издавать мою книгу не хотят.
Повисла пауза.
Скрябина тяжело вздохнула и молча, подойдя к бутылке, что стояла на столе, убрала ее в шкафчик:
– Теперь, что пить надо как собаке? Так недолго в алкаша превратиться…
– Я, я и так уже и есть алкаш,… – грустно буркнул Вилор.
– И гордишься этим, – Лидия разозлилась. – Иди Вилор, побрейся. Приведи себя в порядок! Ну, что ты, в конце концов! Вот и Павел Сергеевич переживает! – Лидия, вздохнула и грустно спросила: – Почему? Что не так? Почему они не хотят тебя издавать?
Щукин отмахнулся. Он стал окончательно угрюмым. Достал сигарету, закурил, выпуская дым кольцами в потолок:
– Они считают, что напрасно потратят деньги. Сейчас стихи не в моде. Да и критики в мой адрес полно. Творчество, у меня какое-то странное. Вот и все.
Лидия подвинула табурет и села рядом с Вилором. Она положила ему руку на плечо и погладила по щеке, спросила:
– Погоди, Вилор, они же заключили вроде с тобой договор?
– Это был предварительный. Но сейчас от него отказались! – отмахнулся Щукин.
– И, что, нет никакого выхода? – не унималась Скрябина.
Щукин подумал, разведя руками, капризным тоном сказал:
– Они мне предложили роман написать. Мол, имя раскрученное. И можно хороший тираж вылить. И денег собрать. Но надо переквалифицироваться в романисты. И лучше в любовные. Говорят, сейчас любовные романы на пике. Вот, так.
– То есть, как? Ты же поэт? Они что не понимают? – удивилась Лидия.
– Они все понимают. Но им наплевать. Они говорят я плохой поэт. Они говорят стань писателем! Вот и все.
– Но это же, как-то…
– Да, как-то! Ты права! Через одно место! – ответил за нее Щукин.
В разговор вмешался Клюфт:
– Знаешь, что внучок. А я бы назло им роман написал. Назло! Как, говорится по указу! Вот и все! Плюнь и напиши, – старик решительно встал, подойдя к окну – приоткрыл форточку.
– Дед? Ты, что говоришь? И это ты? Ты такое говоришь? По указу? Ты ведь сам ничего не делал по указу! А мне предлагаешь? Да ты, что?
– Бывают ситуации, когда просто жизненно важно сделать по указу. Что бы сохранить себя. И близких! – Клюфт печально покачал головой.
– Нет, дед. Я не узнаю тебя! Я поэт! Поэт, а не писатель детективов! Поэт понимаешь! Вот, так-то и отвечу я тебе таким:
Жизнь по указу будь она проклята!
Подсказки, инструкции, бюрократизм.
Свобода – экстаз с вырванными ногтями!
Закон ей палач, врач и ее механизм.
Жизнь для престижа – будь она выжжена!
Огнем сотворения любви и добра,
Чувства бесстыжи, а мысли недвижимы,
Тают в сугробах ласк серебра.
Жизнь без идей, как червивое яблоко,
Упавшее с дерева в мусора кучу,
Отношения людей так полезны и пагубны,
Тут, все по-своему, для каждого случая.
Жизнь ради власти гора из навоза.
Опасна, коварна, как выстрел в затылок!
Успех жизни часть не написанной прозы,
Лежит в тишине не открытых дорог!
Повисла тишина, Лидия покосилась на Павла Сергеевича. Тот кивнул ей головой. Женщина погладила Вилора по спине и ласково спросила:
– Красиво Вилор. Ты недавно это написал?
– Да Лидия. Вот домой ехал и написал.
Клюфт тяжело вздохнул и тихо, с сожалением сказал:
– Бунтарство в тебе хватает, только, вот, смотри Вилор, что бы, это самое бунтарство не затмило остальные качества. Что бы, ты не стал злым и жестоким после этих не удач, старик махнул рукой и медленно направился к выходу.
Лидия и Щукин посмотрели ему вслед, у двери старик обернулся и ласково добавил:
– Не надо, меня не провожайте. Дорогу найду сам! Сам. А вы, тут, поговорите. Я вижу вам это надо. Надо побыть вдвоем, – Клюфт грустно улыбнулся и посмотрел на Лидию. – Лидия Петровна деточка, берегите его. Берегите его мир. Внутренний. Он на гране. Я вижу. Еще немного и он сорвется. Если уже не сорвался. Он может наделать глупостей! Деточка берегите его! Он такой вроде бы сильный и на самом деле ранимый и глупый!
Скрябина благодарно кивнула головой ему в след:
– Я обещаю вам. Я все сделаю.
Старик вышел тихо, словно растворился, где-то там, в коридоре. Дверь еле-еле щелкнула. Вилор, как тигр бросился к Лидии и осыпал ее лицо поцелуями. Скрябина прижалась к нему всем телом, зажмурив глаза, шептала:
– Как я соскучилась! Как, я соскучилась!!
Они, еще долго стояли и, обнявшись, молчали. Лидия не выдержала и заплакала, тихо и как-то нежно.
Без надрыва.
Ей, почему-то стало совсем грустно.
Вилор целовал ей щеки и губы.
Он что-то шептал.
Но Лидия не разобрала его слов.
Сколько прошло времени, они не заметили.
Первой очнулась Скрябина, она отстранилась, смахнув остатки слез с глаз, закурила. Вилор потянулся к бутылке. Он достал ее из шкафчика, налил себе водки и выпил.
Скрябина скривилась и раздраженно бросила:
– Я тебя не узнаю Вилор! Ты в последнее время, стал каким-то жестоким! Вон, деда обидел! Со мной не говоришь нормально?! Пьешь, много! Что случилось? Неужели тебе этот отказ в редакции так душу разворошил?!
Щукин не ответил, лишь опять отмахнулся. Налил себе в тарелку борща, усевшись напротив Лидии, принялся хлебать его ложкой. Она сидела и с любопытством смотрела, как он ест. Вилор оторвался от трапезы, внимательно посмотрел на Скрябину, жуя хлеб, громко спросил:
