Виктор Бэнис - Кровавая луна
— Думаю, вы правы, очень трудно, — сказал Рэй. — Я не очень разбираюсь в воспитании. Брат носится с дочкой, вечные хлопоты... Бог свидетель, он уделяет ей больше внимания, чем всем нам вместе взятым.
Он говорил что-то еще, но Джинни не слушала. Другая мысль, неожиданная, как гром среди ясного неба, пронеслась у нее в голове — ей вдруг захотелось стать и той женой, которой так и не смогла стать Сьюзан.
Глава седьмая
Джинни была потрясена своим внезапным прозрением. Даже Рэй заметил это.
— Что с вами? — спросил он.
— Нет, нет, ничего, — поспешила уверить его Джинни. Она встала с валуна.
— Вы так выглядите, будто только что увидели привидение.
— Может, так оно и есть, — ответила она резче, чем хотела. Джинни рассердилась на себя за эти мысли, и, что вполне в природе человека, выместила свою злобу на Рэе. Ей тут же стало стыдно, и она повернулась, чтобы сказать:
— Простите меня, Рэй. Я просто вдруг вспомнила своего отчима.
«И, Господи, — подумала она, — до чего же Пол Лэнгдон похож на Макса».
Это было правдой. Они очень походили друг на друга. Макс был по-мужски красив и загадочен, вероломен и холоден. Но и Сьюзан, и мать Джинни любили его. Джинни невольно сопротивлялась этой мысли, потому что подсознательно всегда знала: есть еще одна, пусть меньшая часть Макса, в которой сконцентрировались все его лучшие качества, вся его любовь. Та часть человека, которая была наиболее уязвимой. Макс открывался с этой стороны только тем, в чьей любви был полностью уверен, а Джинни никогда к этому узкому кругу не принадлежала.
Пол Лэнгдон был таким же. И потому, что она увидела в нем эту другую сторону, Джинни полюбила его.
Такая любовь не требовала романтических иллюзий. Джинни не нужно было представлять в своих мечтах Пола принцем из сказки. Его можно было принять только таким, каков он есть.
И все же Джинни не могла избавиться от мысли, что она не знает, КАКОЙ же он есть. «Если Сьюзан убили...», — она отогнала прочь эту мысль.
— Я думаю, — вслух сказала она, — нам пора собираться назад. Рэй не заметил наигранности в ее тоне или не подал виду.
На обратном пути он все время рассказывал про остров.
Когда они взобрались на узкую тропинку над обрывом, Варда опять пошла между ними. Рэй вдруг спросил:
— Вы ездите верхом?
— Да, а почему вы спрашиваете?
— Раз уж мы решили, что вас трудно испугать, могу предложить вам одно из наших самых авантюрных развлечений на острове, — Рэй говорил, глядя на Джинни через плечо, и все время улыбался. — Вы когда-нибудь охотились на дикого кабана?
— Нет, — сказала Джинни. Потом, поразмыслив, рассмеялась и воскликнула: — Но я уже чувствую, что мне это ужасно понравится.
— Тогда мы скоро устроим для вас охоту, — Рэй был приятно удивлен ее энтузиазмом. — Лэнгдоны — мастера в этом виде спорта, вот увидите.
— Я тоже Лэнгдон, — вмешалась в разговор Варда. — Можно и я тоже поеду?
Джинни чуть было не сказала «нет», но Рэй ответил раньше:
— Конечно, малышка. Тебе уже пора совершать твои рыцарские подвиги.
— Отцу может это не понравиться, — сказала Джинни, стараясь смягчить возможное разочарование от запрета, который, по ее мнению, должен был неминуемо последовать.
— Отец слишком ее оберегает. А в результате вырастет не Варда Лэнгдон, а беспомощная слюнтяйка.
Джинни стала было возражать, но потом посмотрела на вещи с другой стороны. В каком-то смысле Рэй был прав. От чего бы ни защищали Варду, чем бы ни было то, от чего ее оберегали, оберегали ее слишком рьяно. Ребенку не будет особой пользы от подобной «опеки», когда его запирают на засов, да и просто не дают испытать природный риск детских шалостей и забав.
— Ну что ж, посмотрим, — вот и все, что она решилась сказать вслух.
Когда они подходили к дому, Варда, для которой отпала необходимость идти между взрослыми, вдруг заставила их бежать наперегонки. Смеясь, Рэй и Джинни кинулись за ней, стараясь бежать не слишком быстро, чтобы Варда все время была впереди. Они вбежали на внутренний двор со смехом и криками. Задыхаясь, Джинни бросилась на скамью, окаймлявшую фонтан. Она закинула голову, отбросила волосы с лица и в этот момент встретилась глазами с Полом Лэнгдоном, наблюдавшим за ними из окна.
Джинни не могла определить, понравилась ему их шумная радость или нет, но суровый Пола вид только прибавил ей веселья. Смеясь и закрывая лицо руками, она вслед за девочкой вошла в дом.
Только вечером за обедом Пол высказался по поводу прогулки.
— Вы очень жизнерадостный человек, мисс Бэрк, — сказал он.
— Да, — ответила Джинни, ожидая, что он добавит что-нибудь, но Пол лишь предложил ей еще бокал вина.
Джинни не хотелось злоупотреблять его терпением, поэтому прошло несколько дней, прежде чем она обратилась к нему с очередной просьбой.
— Я все время думаю, — начала она, — быть может, мы с Вардой могли бы проводить часть времени на внутреннем дворике...
Гримаса сомнения и раздражительности стала расползаться по лицу Пола, поэтому Джинни тут же добавила:
— Там вполне безопасно, и Мария будет все время видеть нас из окна.
Лэнгдон довольно долго обдумывал ее слова. Настолько долго, что Джинни успела приготовиться к сражению, но Пол вдруг согласился.
— Только при условии, что вас будет все время видно из окна кухни, — очень серьезно произнес он.
— Обещаем, — сказала Джинни. Она улыбнулась, опустив глаза. Когда Джинни снова посмотрела на Пола, то обнаружила, что он продолжает пристально изучать ее. Она часто замечала это, будто было в ней что-то странное, что беспокоило Пола и что он никак не мог разгадать.
— Вы очень нравитесь моей дочери, — вдруг сказал он к удивлению Джинни.
— Спасибо, мне тоже очень нравится Варда. Она — прелестная девочка и очень умная.
Его лицо изменилось. На краткое мгновение оно осветилось гримасой мучительной душевной боли.
Пол прикрыл глаза рукой, и Джинни подумала, что так должен вести себя человек, пытающийся отогнать от себя какое-нибудь мрачное призрачное видение. Наконец он вздохнул, отнял руку от лица и обратил свое внимание на тарелку. До окончания обеда он не проронил больше ни слова.
Джинни теперь знала, что, несмотря на свое странное поведение, Пол Лэнгдон был необыкновенно привязан к дочери. Каждую ночь Джинни слышала за дверью странные тихие шорохи, которые постепенно научилась распознавать.
Она знала, что после того, как Мария уложит девочку, дверь запирают на засов. И каждую ночь отец украдкой пробирался по узкой лестнице в комнату дочери, чтобы провести ночь рядом с ней в спальном мешке.
