Тесс Герритсен - Надежда умирает последней
– Нет, – парировала она, – это я тебе нужна. Как ты без меня получишь свой куш? Как ты собираешься искать его без меня?
Теперь ее очередь была на него напирать, да так яростно, что он отпрянул от неожиданности.
– Что, гад, не ожидал такого от меня?
– Главное, малыш, чтобы ты сама от себя слишком много не ожидала. В этой стране очень не просто сделать так, чтобы тебя услышали. Все обманчиво, все обманчивы. Моргнул глазом, пискнул – и последствия непредсказуемы. Тебе нужен партнер. И потом, слышь, чего говорю, это не пустые слова. Я могу и поделиться, скажем, десять процентов. Это же такой подарок! И все, только чтобы я мог…
– Да иди ты со своими деньгами! – Она стремительно поднялась. – Иди зарабатывай на чьем-нибудь другом отце!
Она развернулась и пошла прочь.
– И все-таки подумай! – крикнул он.
А она шагала прочь по крыше-саду, не обращая никакого внимания на любопытные взгляды, бросаемые ей вслед.
– Я нужен тебе, Вилли, прими это как данность!
Трое русских туристов с красными от водки лицами вскинули на нее глаза, когда она шла мимо.
Один из них поднял стакан в ее честь:
– Может быть, русский мужчина тебе будет больше по душе?
Она и бровью не повела, шагая дальше, но, как только она скрылась из виду, до всех на крыше донесся ее запоздалый ответ, брошенный через плечо:
– Отваливай!
Глава 4
Гай проследил глазами за ее молниеносным проходом по саду. Юбка «шамбре» стильно отмахала каждый шаг, проделанный дивными ногами. Но, несмотря на осадок в душе, он не смог удержаться от смеха, когда услышал ее ответ в адрес русского.
«Отваливай». Он расхохотался пуще прежнего. Он продолжал смеяться, подходя к бару за новой бутылкой «Хайнекена». Пиво было таким холодным, что зубы обожгло морозом.
– Столько радости, – послышался британский акцент, – и это после того, как их высочество так вас отвадили.
Гай взглянул на представительного джентльмена, склонившегося рядом над барной стойкой. Два пучка волос на лысой голове делали его похожим на рогатую сову. Глаза, под густыми бровями, синели, как орнамент на фарфоре.
Гай пожал плечами:
– Не знаешь, где найдешь, где потеряешь.
– Мудрый подход. В особенности в наши дни, при том положении, какое стали занимать женщины.
Мужчина поднес к губам стакан с виски.
– С другой стороны, сразу было ясно, что к этой не подступишься.
– Слова знатока, как я погляжу.
– Да нет, я просто сидел в самолете позади нее да слушал, как какой-то слащавый француз источал в ее адрес лучшее, на что он был способен. А способен он был, надо сказать, и еще как. Но все было без толку.
Он покосился на Гая:
– Вы, случайно, не летели на том самолете из Бангкока?
Гай утвердительно кивнул. Господина этого он не помнил, еще бы! Он чуть не раздавил тогда от напряжения подлокотники кресла, и, пока летел, опрокидывал виски стакан за стаканом. Так он «дружил» с самолетами. Ничем не лучше оказался замечательный «Боинг-747» со своими потрясающими стюардессами-француженками – для Гая так и осталось настоящим чудом, что у самолета не отвалились крылья.
На другом конце сада запело русское трио. Песня выходила у каждого на свой лад, если только каждый не пел свою, но это определить уже было трудно.
– Кто бы мог подумать, – сказал англичанин, глядя в их сторону, – что за этим столом будут сидеть русские, а ведь на их месте, как сейчас помню, когда-то пили америкосы.
– Это когда же вы здесь были?
– С 68-го по 75-й. – Он протянул Гаю пухлую руку. – Додж Гамильтон из «Лондон пост».
– Гай Барнард – бывший призывник. – Он пожал собеседнику руку. – Репортер, значит? О чем же нынче репортаж?
– Мог бы быть репортаж, – Гамильтон сокрушенно посмотрел на стакан с виски, – да накрылся…
– Что накрылось? Интервью?
– Да нет, – Гамильтон с грустью посмотрел на свой стакан со скотчем, – сама идея. Я хотел назвать это «Сентиментальные записки», этакое путешествие в Сайгон, чтобы навестить друзей. Даже не друзей, а друга… – Он сделал глоток. – Но ее там уже не было.
– Ах, так это была женщина.
– Вот именно, женщина. Их – половина человечества! Но при этом, сколько их наблюдаю, иногда мне кажется, что они прилетели с Марса.
Он стукнул пустым стаканом о стол и жестом попросил добавки. Бармен неодобрительно пустил по стойке бутылку.
– Видишь ли, я задумал написать историю про разлуку и встречу сердец. Ну знаешь, то, что любят читать в газетах. Мой редактор просто писал кипятком от этой идеи.
Дерзким движением он наполнил стакан доверху.
– Как же, встретились сердца, щас! Я сегодня был у нее дома. Там по-прежнему живет ее брат, и из его рассказа я понял, что моя голубка умотала с другим голубком, сержантом. Он, видите ли, из Мемфиса.
Гай сочувственно покачал головой:
– И все-таки женщина имеет право на перемену чувств.
– Это через день-то после того, как я уехал??
На это возразить было нечего. И тем не менее Гай не осуждал ее. Он-то знал, что жизнь в Сайгоне – это страх и неопределенность. Никто не мог ручаться, что вот-вот не прольется кровь, все ждали только худшего. Гай уже видел на свежих снимках, в каком упадке находился город, ему была знакома паника на лицах местных жителей, в суматохе набивающихся в последние вертолеты. Нет, он не винил женщину за то, что она всеми правдами и неправдами пыталась выбраться отсюда.
– Можно написать и об этом, – заметил Гай, – рассказ приобретет другую окраску. Типа, история женщины, вырвавшейся из беспредела. И чего ей это стоило.
– У меня уже не лежит душа к этому, – Гамильтон с грустью поглядел вокруг, – да и вообще к этому городу. Как хорошо здесь было раньше! Запахи, звуки. Даже треск минометов. Но теперь Сайгон стал другим. Уже нет этого духа. Самое забавное, что отель этот совершенно не изменился. Точно так же, как сейчас, я стоял у этой вот стойки и слышал, как шептались ваши генералы: «Какого хрена мы тут делаем?» Мне кажется, они этого так толком и не узнали.
Он засмеялся и сделал еще глоток скотча.
– Мемфис… зачем ей этот Мемфис?
Он стал бормотать себе под нос – этакий монолог личного содержания на тему того, что все беды в мире от женщин. И с этим Гай был почти согласен. Стоило лишь взглянуть на несчастную его жизнь, не избалованную любовью, и его сразу охватывало непреодолимое желание напиться в стельку.
Женщины. Все они одинаковы. И в то же время, каким-то непонятным образом, все разные. Он подумал про Вилли Мэйтленд. С виду непробиваемая, но он-то видел, что это была игра – под маской несгибаемости угадывалась беззащитность. Мать честная, да она была просто ребенком, пытающимся соответствовать героическому образу отца, и делала вид, что запросто обходится без мужчин, хотя на самом деле нуждалась в них. Она была горда, и это, конечно, вызывало уважение. Она оказалась достаточно умна, чтобы оттолкнуть его предложение. Ведь он сам не был уверен, что сможет выполнить это задание в одиночку. Ну и пусть его сожрут эти, из «Эриал груп». Сколько лет можно держать скелеты в шкафу? Может, настала пора вытащить их на свет? «Надо заниматься своим делом, – думал Гай, – лететь в Ханой, забрать оттуда останки солдат и привезти их на родину». И вычеркнуть из памяти Вилли Мэйтленд. И все же…
