Алла Полянская - Одна минута и вся жизнь
– Хренократия. Тормоз ты, Крат. Они Кошку берегут, как хрустальную. Не станет ее – думаешь, Цыба к тебе побежит? Хотя, побежит, конечно. Чтоб голову тебе оторвать.
– Хрен на рыло! Я своим скажу…
– С Цыбой никто связываться не будет. С ним – это значит и с Виталькой. А за Виталькой – цыгане, ты это не вкурил?
– Так а че ж теперь?..
– А теперь молись, отморозок, чтобы Данку не прибили, потому что я – первый на очереди, чтобы тебе кочан отбить, очередь длинная наберется, помирать устанешь. Мне тут война с цыганами не нужна, понял?
– Так это… че делать-то?
– Придется тебе с ними помириться. Ну, чего морда вытянулась? Кошку не любишь? Знаю, что не любишь, но руки у тебя дотянуться до нее коротки.
– А у тебя, типа, некороткие.
– И у меня пока короткие. Да она мне не мешает. Ни в какие дела не суется, а что Цыба, Виталька и Танька с ней – так это их дело. Они тоже не лезут в мои дела. А дерутся, если надо, исправно, и Кошка тоже.
– Она чокнутая.
– Это есть, ну и что? Не лезь к ней, Крат.
– Ты че, наезжаешь на меня?
– Пока только предупреждаю.
Танкер пошел своей дорогой, а Крат влез в беседку и задумался. Вроде прав Танкер, дурака он свалял. Но теперь уже ничего не исправишь.
– Да не убьют они ее, кишка тонка. – Крат чувствует людей чутьем крысы. – Может, отлупят, но не убьют. Ладно, Кошка, живи пока. Я подожду.
В груди Крата поднимается что-то горячее и колючее. Ему хочется кого-то ударить, сделать больно. Когда он в таком состоянии, даже его дружки стараются держаться от него подальше.
Крат выскакивает на площадку перед домом. Двое мальчишек играют в мяч. Он уже видел их здесь, они живут рядом. Он подходит поближе и бьет одного из них ногой в живот. Мальчик заходится криком, а Крат летит в пыль, сбитый с ног.
– Ах ты, падаль! Ты зачем ребенка ударил?!
Крат поднимается с земли. Он не понимает, как мог не заметить здорового дядьку, похоже, отца одного из мальчишек. Подумать об этом Крат не успевает, удары сыплются на него один за другим, мужик со знанием дела и видимым наслаждением охаживает его.
– Тварь слюнявая, только покажись мне на глаза, убью!
Крат кое-как поднимается и уходит. Он понимает, что сегодня ему просто не везет. Поэтому он решает пойти в «бункер» и там отсидеться, а приятели принесут слухи и новости. Тогда и решит, что делать.
«А все Кошка, тварь поганая! С нее все началось».
Крат спускается в «бункер» – подвал заброшенного магазина. В старом поселке этот магазин был единственным. Но когда настроили пятиэтажек, то открыли несколько новых магазинов, а старый закрыли, да так и оставили. Мальчишки сделали лаз в подвал, где оборудовали себе удобные сиденья из старой мебели и матрацев.
«Бункер» пока пуст, Крат знает, что народ начнет собираться ближе к вечеру. Он укладывается на старый продавленный диван и смотрит в потолок. Со стороны может показаться, что он думает, но Крат ни о чем не думает. Он просто лежит, уставившись в потолок, и злость закипает в нем.
Дана вернулась домой в обычное время. Родители что-то горячо обсуждали, но, когда вошла дочь, мгновенно прекратили разговор. Дану всегда раздражала эта их манера втихаря обсуждать свои дела, как будто она слабоумная или вражеский шпион.
– Даночка, ужин на плите.
– Спасибо, ма. А вы?
– А мы уже поужинали. Тут такое дело, милая… Нам надо сейчас уехать в Белгород…
– На ночь глядя?
– Даночка, так получилось. Скажи Тане, пусть переночует у нас. Утром разогреешь еду, а в школу на автобусе поедешь.
– Я лучше Витальку позову. А то с Танькой я просплю.
– Я не… ладно, зови Виталика. Помни, мы очень доверяем тебе. Ты умница и глупостей не наделаешь.
Дане хочется крикнуть, что эти «глупости» ее не интересуют, Виталька ей как брат, а ее сегодня хотели убить, и ей больно и неуютно, но она молчит, потому что не хочет, чтобы мама расстроилась. Она слишком бурно реагирует на все ее неприятности, и Дана боится что-либо рассказывать, чтоб потом не чувствовать себя виноватой из-за того, что маме плохо.
– Я привела в порядок твое платье. Ты что, в пыли валялась?
– Я упала.
– Боже мой, откуда?! Славик, ты слышишь?! – Мать уже «завелась», в голосе звучит паника. – Где болит, Дана? Только правду мне говори!
– Я споткнулась, вот, коленку сбила и локоть. Не болит совсем.
– Правда?
– Перестань над ней квохтать, пора ехать. Доча, не опоздай завтра в школу, я будильник тебе завел.
– Да чего вы едете-то?
– Так нужно, Дана. Потом все расскажем. Будь умницей. Вот, купи себе завтра что-нибудь. – Вячеслав Петрович дает дочери денег. – А мы тебе гостинцев привезем.
Родители уходят, Дана слышит, как стучат в гулком подъезде мамины каблучки.
«Чего это они сорвались на ночь глядя, ближний свет – Белгород! Правда, там у папы друг, дядя Женя, кооператив какой-то у него, но не похоже, что они в гости. Ладно, какая разница… Главное, я осталась одна!»
Дана звонит Витальке, и через полчаса вся компания уже сидит на кухне и уничтожает ужин. Дана догадывается, зачем мама так много оставила. Кто-кто, а она-то знала, что едоков будет четверо и никто из них на аппетит не жалуется.
– Если мочить Крата, то сегодня. – Виталька вымакивает варенье блинчиком. – Вкусные блины тетя Катя печет. Так вот. Если хотим его убрать, значит, этой ночью. План готов, а случай такой, может, больше и не представится.
– Неужели мы и вправду убьем его? – Дана чувствует, как мурашки бегут у нее по спине.
– Нельзя его оставлять. – Цыба отпивает глоток компота. – Сама посуди, Данка: сегодня тебя случай спас. В другой раз может не повезти.
– О родителях своих подумай. Ты же у них одна! – Таня берет ладонь подруги.
– Ты тоже одна.
– Сравнила член с пальцем! Да моей мамаше насрать, где я и что со мной. Ей лишь бы водка да мужик под боком, желательно не один. А твои не такие.
– Вы что, уговариваете меня? Напрасно. Я целиком на вашей стороне. Но нам надо поклясться, что никогда никто нигде никому не расскажет об этом. Иначе пойдут слухи, и мы все сядем.
– Я тут читал недавно статью про сицилийскую мафию. – Виталька интересуется разными вещами, они все знают это. – В общем, у них была такая традиция, что ли, – клятва вендетты. Например, гибнет их родственник, но они это так не оставляют. Идут на кладбище, ножом разрезают наискось ладонь, прикладывают руку к могиле и клянутся на крови отомстить. И эту клятву нарушить нельзя.
– Ну, мы же не сицилийская мафия. – Таня испуганно округлила глаза. – И не погиб пока никто. А идти ночью на кладбище страшно.
– Нам это не надо. Тут сама идея важна. Клятву на крови нарушить нельзя.
