Эллисон Бреннан - Люби меня до смерти
Она надула губы и ничего не ответила.
Брэду хотелось придушить эту глупую сучку.
– Забирай, – он подтолкнул тупую стерву к ее приятелю. – Долбаная малолетка.
– Козел, – ответила Эшли, но Брэд не был уверен, к кому именно она обращалась – к нему или к своему парню.
Ему нужно было срочно трахнуть какое-нибудь теплое тело, нужна была телка, которая будет делать то, что Прентер ей прикажет. Придется снять проститутку – хрена с два он будет сегодня дрочить.
Мужчина быстро зашагал вниз по переулку, не обращая внимания на ругань Эшли со своим парнем.
Долбаная, долбаная малолетка!
Глава 7
Я учитель. Я хозяин. Я хранитель истины, правосудия и американского образа жизни.
Мой тихий смех раздается в ночи, и я жду, наблюдая за темным домом. Супермен? Да, я супергерой. Делаю то, на что другим не хватит духа.
Учу женщин, хотя эти тупые, пустые и слабые создания почти не поддаются обучению.
Женщины отвратительны.
Нечистые, жалкие твари, они лгут так же легко, как дышат. Их волосы редко сохраняют тот цвет, что предназначил для них Бог. Лживые краски, разукрашивающие лица – материальное проявление их непрестанной лжи. Украшения на их шеях, в ушах, на пальцах – брильянты, сапфиры и золото – улавливают лучи света и блестят в темноте, но ни одна безделушка не может сравниться с простой и истинной красотой идеальной жемчужины.
Суть женщины – ложь. Когда смотрятся в зеркало, они лгут, даже самим себе. Когда они глядят на меня, лгут их глаза, рты, жесты. Лгут их тела, слова и мысли. Женщины считают себя неуязвимыми, думают, что могут делать все, что хотят, что могут заманивать мужчин своим вероломством и ухищрениями, желая поработить нас. Мы всегда даем, даем, даем им деньги, дома, машины, побрякушки. А они берут, берут, берут, и гора лжи становится все больше и больше.
Я хранитель истины. Я раскрываю обман, один за другим, пока они не примут правду. Пока не опустятся на колени и не научатся подчиняться.
Они умирают, чтобы я мог жить. Высшая жертва во имя любви. Возмездие за предательство.
Я наблюдаю, потому что терпелив. Дом снова погружен в темноту. Сегодня я прибыл поздно, но у меня достаточно времени, я готов ждать. Наблюдать. Ждать. Тик-так. Тик-так. Время идет. Мое время тратится впустую. Месяцы и месяцы моего ценного времени вылетают в трубу. Почему?
Меня переполняет бешеная злоба. Немного боюсь себя в таком состоянии, но отчасти рад ему.
Она думает, что ты – ничтожество.
Хочется покинуть уют машины, отправиться к ней во двор и подождать там. Когда она вернется домой, я перережу ей горло.
В глазах темнеет от гнева. Нужно дать ей понять, что она ответит за все. Но я не смогу ничему научить женщину, если она будет мертва.
Два снопа света прорезали туманную ночь. Машина замедляет ход, останавливается.
Люси Кинкейд вернулась домой.
Мое сердце тяжело стучит в груди – и вдруг замирает.
Она с мужчиной.
Женщина, обманувшая меня, воркует с новым приятелем.
Ловкая сука. Но никто не может похвастаться моим терпением. Моими навыками.
Люси Кинкейд станет моей следующей ученицей.
Прошлые ошибки научили меня одному – не действовать спонтанно. Я не буду брать ее прямо сейчас.
Я тщательно планирую каждую деталь, улучшаю, довожу до совершенства. Организованность всегда служила мне хорошую службу. Свидетельством моей силы духа является то, что лишь однажды лживый женский пол заставил меня действовать раньше, чем нужно было.
Она играет в опасную игру, привлекает мое внимание лживостью и распутностью, тем, что подставляет меня и пытается сбить с пути истинного. Но я гораздо умнее какой-то там самки.
Я вижу, как мужчина выходит из машины, открывает ей дверцу, провожает до входа в дом.
Можно убить их обоих, хотя Люси наверняка и ему лгала, как мне.
Но нельзя позволить себе допустить просчет. Я должен справиться с собой. Вдыхаю холодный воздух, крепче сжимаю руль. Мир снисходит на мою душу.
Я знаю истину. Я – ее хранитель.
Мужчина уходит, и я снова борюсь с желанием встретиться с ней лицом к лицу прямо сейчас.
Но нужно подготовиться к встрече с этой шлюхой. А значит, мне необходимо закончить начатое.
Я покидаю Джорджтаун и спустя сорок минут приезжаю домой. Точнее, сорок минут было бы при другой погоде. Чем дольше занимает дорога, тем сильнее мое раздражение. Потому что ученица заждалась меня.
Наконец я дома.
Пересекаю лужайку, ступая по свежему снегу, и отпираю входную дверь своего любимого старого коттеджа. Иду по мягким ковровым дорожкам. Меня встречают знакомые запахи. Еле уловимый запах бекона с утреннего завтрака. Аромат лаванды сухих цветов, которые бабушка развешивала повсюду. Цветов давно уже нет, но аромат остался.
Мой дом. Мое святилище.
Двигаюсь по коридору, и старые доски успокаивающе поскрипывают с каждым шагом. Открываю дверь в подвал, включаю свет и вижу привычную картину: мыши бросаются врассыпную, оставляя маленькие следы на земляном полу. Их юркие движения наполняют мою душу умиротворением. Женщина кричит, напуганная не то светом, не то мышами, но мне плевать на ее вопли.
Ступеньки лестницы пришлось заменить после того, как две доски раскололись на прошлой неделе, когда я вернулся сюда после долгого отсутствия. В доме практически ничего не изменилось. Я только починил лестницу да поставил в подвале клетку.
Она сидит в углу большой клетки, обхватив ноги руками, положив подбородок на колени. Пленница не может встать в полный рост, но может сесть, и это, я считаю, уже щедрость с моей стороны. У нее достаточно места, чтобы ползать и даже растянуться – клетка восемь на восемь футов, четыре фута в высоту.
Женщина смотрит на меня большими, испуганными глазами. В ее глазах страх, а не неповиновение. Так и должно быть.
– Я готова к уроку, мой Учитель, – говорит она.
Как жаль, что ей придется умереть, чтобы освободить место для новой ученицы. Ей потребовалось всего три дня, чтобы научиться подобающим образом приветствовать меня. Она со мной уже двадцать семь дней, и я возлагал на нее большие надежды.
Быть может, оставить ее подольше? Еще на пару дней…
Достаю ключ и отпираю замок. Она вздрагивает при звуке поворачиваемого ключа, но не двигается, пока я не говорю ей:
