Ширли Конран - Дикие
Усталые и раздраженные, они продолжали трудиться.
С новым напряжением они следили за работой Карлоса. Ни одна из женщин не приближалась к нему. Они постоянно опасались мгновения, когда он мог схватить одну из них, снять с ее пояса нож и использовать ее в качестве щита, чтобы убежать. Случись подобное, они уже решили заранее, что женщина, которую он захватит, немедленно расставит в сторону ноги, чтобы дозорный мог выстрелить в ноги Карлоса.
Весь день Сильвана чувствовала боль в груди. Она уже много лет не переживала таких сильных потрясений. Она не могла больше утверждать, что ее отношение к Карлому было материнским. Ей было стыдно от наплыва чувств, которые нахлынули на нее, когда она смотрела, как он наблюдает за Сюзи, которая шла через просеку. Внезапно ею завладело осознание своего бессилия, чувства ярости и досады.
Она ощутила затрудненность дыхания и задрожала с необычайной силой от внезапной ненависти к Сюзи. С того момента Сильвана следила за Карлосом с тайным напряжением. Каждый раз, как он смотрел в сторону Сюзи, Сильвана чувствовала приступ боли. Она с мрачностью думала, что это только естественно. Сюзи молода и очень привлекательна. Затем, с грустью подумала она, когда я была в ее возрасте, я тоже была привлекательна. Это несправедливо!
Благодарение Богу, в качестве его охраны ей нельзя было отводить от него глаз. Ей так хотелось коснуться его рта, шелковистой кожи, приблизиться и ощутить мускусный запах его тела, стереть пот с его обнаженной спины, медленно погладить его вытянутые мускулы на ногах. Она почти ощущала прикосновение своей руки к его плоти. Кончиком мизинца она желала провести по контуру черно-красной змеи, которая гипнотически извивалась, взбираясь по его гладкой мускулистой руке. Она бы гладила ее легко, так легко, что ни один волосок не был бы затронут, а ее палец, словно мотылек, мягко повторял бы контуры змеи, которая колыхалась и извивалась с каждым движением его прекрасной теплой оливковой руки.
Задохнувшись, ощутив снова приступ боли, Сильвана отерла свой лоб. Ей было отвратительно стыдно, что она, Сильвана Кариотто Грэхем, испытывала дрожь в коленях и бурчание в желудке при виде какого-то грязного филиппинского официанта. Она чувствовала себя так, словно ее лишили какой-то пагубной привычки, и теперь она желала обрести ее вновь. Слава Богу, никто не замечал.
Карлос точно знал, как себя чувствовала Сильвана. Он также знал, что тот плот скоро будет построен.
На следующую ночь, когда Сильвана привязывала распростертые руки пленника к деревьям под надзором Пэтти с ружьем, Карлос прошептал:
— Когда покинете остров, когда уйдете… молю, оставьте нож, чтобы бедный Карлос освободился, чтобы не кусали муравьи, пока Карлос умрет.
Сильвана прошептала:
— Обещаю, я не оставлю тебя умирать здесь.
— Вы оставите нож? Сильвана начала сомневаться.
Карлос посмотрел на нее своими большими карими, окаймленными черными глазами:
— Пожалуйста, умоляю.
Сильвана услышала собственный шепот:
— Да.
Карлос смотрел на нее со жгучей напряженностью. Завороженная, Сильвана медленно приблизила свое лицо к его, Она, наверное, сошла с ума. Пэтти смотрит. Она могла сказать, что укрепляла узлы, подумала она, мягко касаясь губами его лба. Карлос не двигался.
Словно в трансе, Сильвана медленно приложила к его щеке кончик своего указательного пальца и провела вдоль линии подбородка и скул; сколько лет она уже с любовью не касалась мужчины, и теперь забытое чувство желания овладело ее телом, словно она была заколдована. Снова ее губы мягко двигались вдоль его прямого носа и затем она стала нежно тереться ими о его рот, ощущая его тепло. Карлос медленно приоткрыл губы, и Сильвана почувствовала влажный кончик его языка на своем. Ее тело напряглось и вздрогнуло, словно от электрического разряда.
— Ты что, всю ночь с ним провозишься? — сердито сказала Пэтти. — Я хочу взобраться на дерево, пока могу еще его разглядеть.
— Уже все. Я только завязываю руки. Давай иди.
Сильвана не могла остановиться. Словно под гипнозом, она медленно склонила над ним свое лицо. Снова ощутила мокрый кончик его языка, проникший в ее рот.
Она вытянула руку и почувствовала его правую, привязанную к дереву. Наконец, хотя было уже слишком темно, чтобы ее увидеть, кончики ее пальцев медленно, мягко проследовали по контуру змеи наверх к его твердому теплому плечу.
Сердце Сильваны бешено билось в груди. Растянутый и привязанный к дереву, Карлос не мог коснуться ее руками. У Сильваны захватило дыхание, когда она почувствовала, как вздымается и опускается его грудь, когда ее губы слиты с его губами. Она чувствовала себя так, словно тонет, словно воля покинула ее, словно она не могла совершать независимые движения. Карлос мягко втянул в свой рот ее нижнюю губу.
— Что-нибудь не так, Сильвана? — это был голос Кэри, донесшийся из их хижины.
— Все хорошо, — отозвалась Сильвана, с трудом поднимаясь на ноги.
Карлос прошептал:
— Ты приходи позже. Когда они спят, мы целовать. — Последнее слово прозвучало, словно шелест ветра среди деревьев.
— Нет, — печально прошептала Сильвана, желая снова и снова касаться его, но не смея. С усилием, она отвернулась и медленно пошла к догорающему свету костра.
Да, он сделал правильный выбор. Карлос улыбнулся с самодовольным удовлетворением. Она была единственной хорошей женщиной, у нее были черные, как у его матери, волосы; она не была старой грубой ведьмой. Она была приятной, ее губы были вкусны, запах приятен. Он подозревал в ней горячий темперамент.
Хотя она и пообещала, но Карлос не верил в то, что Сильвана оставит ему нож. Даже если бы оставила, то он знал, что Пэтти и Кэри дважды проверили бы его веревки, прежде чем покинуть остров. Но это уже не имело значения. Что имело значение, так это то, что Сильвана была в его руках.
Он сонно зевнул. Сейчас лучше вздремнуть, поскольку она вернется.
Сильвана лежала на своей кровати, прислушиваясь к мягкому ровному дыханию Пэтти. Обычно Сильвана наслаждалась ночью, вдыхая запах сухих листьев на крыше и слушая симфонию джунглей, но сегодня это не успокаивало. Она не спала, тело ее было горячим, оно напряглось и дрожало на бамбуковой кровати. Она страдала от желания; разум ее покинул; мозг ее можно было не брать в расчет, он уже не принадлежал владельцу. Сексуальное напряжение копилось в ней весь день, и теперь Сильвана была женщиной, подвластной не логике, а страсти. Она считала, что никогда больше не испытает этого всеобъемлющего сексуального стремления, которое сводило ее с ума теперь. Это примитивное принуждение вне всякой логики она испытывала, когда впервые встретилась с Артуром… Нет, это было более властным.
