Уинслоу Элиот - Опасности прекрасный лик
Вдоль выложенных камнем дорожек тянулись декоративные кусты высотой в полметра. Каждый уголок украшали кустики, подстриженные в виде шаров. Не обращая внимания на Эмми, когда она в одиночестве бродила по саду, в кустах сновали птицы. Они были так близко, что Эмми было видно, как ветерок перебирает мягкие короткие перышки на их округлых брюшках.
Когда не было работы, Эмми могла часами бродить по этому раю. Ничего другого ей не оставалось: горничная-мексиканка содержала дом в безупречной чистоте, а садовник не упускал из виду ни одного опавшего листа, ни одной выросшей не там, где нужно, травинки, которую и она могла бы вырвать. Эмми не говорила по-испански, а работники по-английски, поэтому их общение сводилось к тому, что они нерешительно улыбались друг другу и смущенно отворачивались.
Она ходила плавать в находившийся в нижнем конце сада бассейн с подогревавшейся водой. Это был искрящийся аквамарин, драгоценный камень, словно уроненный среди произраставшего на склоне горы буйства цветов. Сверху бассейн прикрывали ветви гигантского эвкалипта, серебристые листья которого тихо шуршали при дуновении ветерка, но обычно оставались неподвижными под лучами жаркого калифорнийского солнца. Иногда Эмми думала, что плеск воды в бассейне, когда там кто-то купался, — это самый одинокий из всех звуков, какие только можно было представить.
Еще в саду был фонтан. Эмми слышала, как вода падает на золотых рыбок, резвящихся в нефритовой зелени прудика, весь долгий день… и всю долгую ночь. Как и купание в бассейне, звук падавшей в фонтане воды заставлял ее грудь сжиматься от одиночества.
Иногда, когда она загорала на траве перед домом, из глубины прохладного особняка доносились словно отраженные от чего-то тихие, едва слышные голоса давно уже умерших людей. Она вскакивала и взбегала по терракотовым ступеням в дом, чтобы посмотреть, кто это. Однако всегда оказывалось, что голоса принадлежали горничной и садовнику: они разговаривали между собой.
Эмми ничего не имела против того, чтобы долго оставаться одной, потому что по природе своей любила одиночество. Она жила одна много лет, прежде чем вышла замуж за Джонни. Распорядок ее работы не изменился: она по-прежнему получала редакционные задания, собирала материал, писала статьи, по-прежнему навещала друзей.
Нет, вовсе не одиночество было невыносимо. Невыносим был сам Джонни. Она не могла больше терпеть его сумасбродство, распущенность, самомнение, пьянство. Но больше всего она не терпела его дело, которым он занимался.
Однако после всех этих лет ей все же трудно было осознать, что она не может больше терпеть человека, которого так любила.
ГЛАВА 12
Тони и Дом пошли наверх вскоре после ухода Эмми. Джонни оставался внизу вместе со Сьюзан, Пенни и несколькими засидевшимися гостями. Пока Тони раздевалась. Дом развел в их спальне огонь. Украдкой он посматривал на нее. Ему всегда доставляло удовольствие видеть, что она носила под одеждой. Сегодня это были прозрачный красно-черный, отделанный кружевами бюстгальтер, красные трусики, красный пояс с резинками и прозрачные черные чулки, которые, казалось, идут до самой спины.
— Брр… холодно… — Она улыбнулась ему.
— Через минуту согреешься. — Но он с неохотой отдал ей свой бордовый халат, чтобы она не замерзла, пока они пьют шампанское. Тони, которая была ниже среднего роста, почти совсем исчезла в мягком махровом одеянии и свернулась клубочком в большом кресле.
— Вот… открой, пока я развожу огонь, — сказал Дом, передавай ей бутылку.
Тони умело справилась с пробкой.
— У меня есть новости, — сказал Дом, доставая фужеры. — От АПГ поступило приглашение относительно работы, о которой я тебе рассказывал. В январе я отправлюсь в Лос-Анджелес.
Тони ждала, что он скажет дальше, и не наливала шампанское.
— Я не могу отказаться. Это просто сказочное продвижение по службе.
— Зачем же тебе от него отказываться? — холодно сказала она.
Он колебался.
— Из-за нас.
— Что из-за нас?
— Очень трудно поддерживать отношения на расстоянии, — сказал он, — но думаю, у нас это получится.
Тони была слишком разочарована, чтобы что-нибудь сказать. Она поставила бутылку.
— В чем дело?
— Дом, мне уже почти тридцать!
— Ну и что?
— Мне не нужны отношения с тобой на расстоянии.
— Но… я люблю тебя.
Она глубоко вздохнула.
— Ты любишь меня не настолько сильно, чтобы жениться на мне. — Ну вот, наконец-то она это сказала.
Дом помолчал.
— В последнее время столько всего происходит. Я просто не чувствую себя готовым к этому.
— Мы знаем друг друга вот уже три года. Если ты не готов сейчас, то не будешь готов никогда.
Она смахнула слезы, сбросила его халат и стала одеваться.
— Что ты делаешь?
— Я уезжаю.
— Куда? Ведь завтра Рождество.
Она надела через голову короткое черное бархатное платье.
— Ну и что? Я и так все ждала и ждала…
— Тони, давай все обсудим спокойно…
— Перестань. Все это время я ждала, что в конце концов ты захочешь жениться на мне. Думаешь мне хотелось заводить об этом разговор, да?
Она надела туфли на высоких каблуках.
— Ради Бога, не будь ты такой импульсивной!
— Извинись за меня перед своей матерью, ладно? Я чувствую, она поймет…
— Хотя бы скажи мне, куда ты направляешься!
— К своим родителям. Я знаю, что они-то поймут. — И ушла.
Внизу Джонни что-то с серьезным видом рассказывал Пенни. Пенни зевала, но слушала с интересом. Все остальные уже отправились спать. Тони достала из стенного шкафа в холле свою норковую шубу.
— Собираешься на полуночное богослужение? — спросил Джонни, поднимая глаза.
— Уже далеко за полночь. Не пора ли вам, ребята, спать?
— А что, Рождество уже закончилось?
— Да, вполне определенно закончилось. Счастливо, Пенни.
— Пока, — откликнула Пенни.
Они услышали, как машина Тони проревела по заснеженной дорожке.
— Бедная Тони, — сказал Джонни, снова наливая себе виски и добавляя немного вода. — Ты когда-нибудь слышала, что если пить только виски с водой, то никогда не будет похмелья?
— Конечно, — сказала Пенни. — Именно поэтому с тех пор, как вы приехали сюда, вы не можете встать раньше обеда. Почему вы сказали «бедная Тони»?
— Потому что она влюбилась в такого кретина, как мой братец.
— Он вовсе не кретин! — вспыхнула Пенни.
Джонни шутливо застонал.
— Ты что, хочешь сказать, что тоже в него влюбилась? И почему девчонки всегда сходят с ума по кретинам?
