Гарольд Роббинс - Плоть и кровь
Сам дом утонул в гуще деревьев. Бейдр повернулся к отцу.
— Неужели повсюду так?
— Некоторые имения охраняются куда более тщательно. К примеру, в летней резиденции принца Феяйда более ста вооруженных охранников.
Бейдр воздержался от комментариев. Что-то в мире не так, если людям приходится безопасности ради заточать себяв подобные тюрьмы.
Автомобиль свернул с шоссе на дорогу, ведущую к их дому. Они миновали зеленые насаждения и подкатили к массивным чугунным воротам. Кто-то нажал на электрическую кнопку, и створки ворот начали медленно разъезжаться в разные стороны. Не успев затормозить, кадиллак въехал во двор. Еще четверть мили — и он остановился перед колоссальным белым зданием.
Слуга ринулся открывать дверцы. Отец вышел первым. Бейдр последовал за ним.
Он смерил взглядом гигантскую мраморную лестницу, ведущую к открытой парадной двери. В проеме показалась женщина—без чадры, но с покрытой головой и в длинном белом одеянии.
— Мама! — крикнул Бейдр и, мигом взбежав по лестнице, заключил ее в объятия.
Набиля снизу вверх смотрела на него полными слез глазами.
— Прости, сынок, — прошептала она. — Я не могла больше ждать и поспешила навстречу.
Поскольку это была не официальная встреча и присутствовали только свои, ужинали все вместе. В противном случае к столу были бы допущены одни мужчины, а женщины принимали пищу в другом месте или вообще обошлись бы без ужина.
Бейдр посмотрел на сестер. Фатима, тремя годами старше него, круглолицая и с огромным животом, сияя, восседала рядом с мужем. Все ее лицо и фигура излучали гордость.
— Это обязательно будет мальчик, — возвестила она. — В роду Салаха всегда появлялись на свет одни мальчики.
Все говорят, что я выгляжу точно как его мать, когда носила его.
Отец рассмеялся.
— Бабьи сказки. Здесь нет ничего от науки, но, коль скоро не существует более точных методов, придется удовольствоваться этим.
— Я подарю вам первого внука, — хвастливо заявила Фатима, искоса поглядывая на свою сестру Навалу, чей первенец оказался девочкой.
Та промолчала. Хранил молчание и ее муж Омар, врач, работавший в больнице своего тестя.
— Мальчик ли, девочка ли, — сказал Бейдр, — на все воля Аллаха.
С этим было трудно не согласиться. Шамир поднялся из-за стола.
— На Западе существует такой обычай: мужчины удаляются покурить. Я нахожу его весьма уместным.
Бейдр и оба его шурина прошли вслед за ним в кабинет. Слуга закрыл за ними дверь. Шамир раскрыл коробку с сигарами, взял одну и с наслаждением вдохнул ее запах.
— Это кубинские. Мне прислали из Лондона.
Он протянул коробку остальным мужчинам. Салах и Омар взяли по сигаре. Бейдр отказался и достал пачку сигарет.
— Предпочитаю держаться своего курева.
Шамир улыбнулся.
— Ты чаще употребляешь американские обороты, чем арабские.
— Американцам так не кажется, — возразил Бейдр.
— Что ты о них думаешь? — полюбопытствовал Шамир.
— В каком смысле?
— Там чуть ли не одни евреи, — вступил в разговор Салах.
Бейдр повернулся к нему.
— Это не так. Процент евреев ничтожен относительно всего населения.
— Но я бывал в Нью-Йорке, — упорствовал Салах. — Он кишмя кишит сионистами. Они контролируют буквально все: правительство, банки…
Бейдр смерил шурина взглядом. Салах был плотным, педантичным молодым человеком, чей отец разбогател, занимаясьростовщичеством, и теперь владел одним из крупнейшихбанков Бейрута.
— Ты имел дело с сионистсткими банками?
На лице Салаха отразился ужас.
— Разумеется, нет. Наши партнеры — «Бэнк оф Америка», «Ферст Нэшнл» и «Чейз».
— Ты уверен, что они не связаны с сионистами? — боковым зрением Бейдр поймал усмешку отца, догадавшегося, куда он клонит.
— Конечно.
— Выходит, сионисты контролируют не все американские банки? Или я не прав?
— К счастью, это так, — вынужден был согласиться Салах. — Но если бы у них появилась такая возможность…
— В Штатах сильны произраильские настроения, — заметил Шамир.
— Да, — признал Бейдр.
— Чем это можно объяснить?
— Нужно знать их образ мыслей. Их симпатии всегда на стороне побежденных. Израиль превосходно учитывает это в своей пропаганде. Сначала он играл на их чувствах в борьбе против Англии, теперь — против нас.
— Как можно этому воспрепятствовать?
— Очень просто. Оставить Израиль в покое. В конце концов это всего лишь узкая полоска земли в сердце арабского мира — не более чем блоха на спине у слона. Какой вред они могут нам нанести?
— Они недолго будут оставаться блохой, — уверенно заявил Салах. — Уже сейчас в Израиль прибывают беженцы со всей Европы. Отбросы общества. Они не удовольствуются теперешним положением. Евреи всегда хотели всего и сразу.
— Это еще неизвестно, — возразил Бейдр. — Возможно, если мы станем обращаться с ними как с братьями, сотрудничать в освоении наших территорий вместо противостояния, дела примут иной оборот. Недаром говорят: сильным ударом меча можно свалить могучий дуб, но не рассечь тончайший шелковый шарф, реющий в воздухе.
— Боюсь, что теперь уже поздно, — сказал Салах. — Стоны и вопли наших братьев под игом Израиля бередят наши сердца.
Бейдр пожал плечами.
— Америка этого не знает. Им известно лишь, что крохотная нация вынуждена существовать среди враждебного окружения, превосходящего ее примерно сто к одному.
Шамир кивнул.
— Здесь есть о чем подумать. Это исключительно сложная проблема.
— Никакая она не сложная, — упрямо твердил Салах. — Попомните мои слова: скоро вы убедитесь в моей правоте. Тогда мы все сплотимся в один кулак, чтобы стереть их с лица земли.
Шамир обратился к другому зятю:
— А ты как думаешь, Омар?
Молодой врач смутился и прокашлялся. Он вообще отличался крайней застенчивостью и несловоохотливостью.
— Я не разбираюсь в политике. Просто стараюсь не думать об этом. В университетах Англии и Франции, где я учился, было немало профессоров-евреев. Все они были прекрасными знатоками своего дела и замечательными преподавателями.
— Я могу то же сказать о себе, — подтвердил Шамир и посмотрел на Бейдра. — Какие у тебя планы на завтра?
— Я дома, — ответил тот. — Какие могут быть планы?
— Прекрасно. Завтра мы обедаем у его превосходительства принца Фейяда. Он хочет отметить твое восемнадцатилетие.
Бейдр смутился. Ему исполнилось восемнадцать несколько месяцев назад.
— Его превосходительство сейчас здесь?
