Дмитрий Вересов - Созвездие Ворона
— Ты колдуешь? — спросил он напрямик, быстро уразумев, что речь здесь идет не о гомеопатии.
— Можно и так сказать, — согласилась она. — Для нашего ремесла людьми подобрано много названий, но по большей части они ничего не отражают…
— Но ты ведь… — он усмехнулся. — Ты все-таки не веришь во все это?
Он обвел руками вокруг себя.
— Это не вопрос веры, — сказала она, улыбнувшись добродушно. — Боюсь, тебе не понять…
Никита промолчал, задетый ее снисходительным тоном.
Ведьмовство — это глупости. Впрочем, где, если не в Шотландии, этим заниматься? Самое место. Макбет беседовал с тремя ведьмами в пещере вроде тех, что тянутся по побережью в нескольких милях отсюда. Никита ездил смотреть на море, в воздухе вились чайки, крича протяжно и жалобно.
Рукопись об Александре Гифте, переведенная Анной Давыдовной, была более чем интересной, она могла стать тем краеугольным камнем, что ляжет в основу его дальнейших изысканий. Правда, некоторые подробности, показавшиеся Никите сказочными, его смущали. Ему хотелось истины. Компоновать мифы с историей, по примеру Гальфрида Монмутского и прочих средневековых хронистов, он не собирался. Однако сейчас ни на мифы, ни на историю, похоже, времени не оставалось. Сейчас ему предстояло разыскать эту самую Скавронскую.
— Я могу хотя бы узнать причины? — спросил он.
— Можешь, только вряд ли поймешь.
Он был настойчив и ответ все-таки получил. Только ничего этот ответ не прояснил.
«Черт-те что такое!» — думал он немного раздраженно. Вместо того, чтобы просиживать по библиотекам, да изучать церковные архивы, он мчится назад из-за прихоти старушки, которая, похоже, в самом деле, считает себя вершительницей судеб. Старость не радость, тем более на чужбине, вот воображение и разыгралось! Однако отказаться не смог. Поехал. Сначала старый князь снабжает его деньгами и благословляет на поиски предков, теперь Анна Давыдовна, выделив из какого-то неприкосновенного запаса довольно приличную сумму, посылает назад. Еще недавно Никита Захаржевский сиднем сидел в Петербурге и не думал о заграничных вояжах, теперь его жизнь превратилась в разъезды и поиски с непременными в таких случаях приключениями.
— Меня зовут Бонд, Джеймс Бонд! — сказал он отражению в зеркале.
Отражение ему нравилось, время, проведенное здесь, сказалось благотворно. На лице больше не было той потасканности, что удручала его недавно. Подумалось невольно, что он мог бы произвести фурор в клубе. Только вот эту страницу жизни он считал для себя уже закрытой.
— А если она откажется? — спросил Никита.
Кто похитил его, что это был за дом, откуда его так оперативно вывезли в почти бессознательном состоянии? На эти вопросы Анна Давыдовна отвечала нехотя. Многое так и осталось Никите непонятным.
К Анне Давыдовне приходили люди. Розовощекий крепыш Хэмиш, которому, как уверяла бабка, он также был обязан своим спасением. Никита поверил. Хэмиш часто навещал бабку, о делах при Никите не говорили. Если он сам вовремя не понимал, что нужно оставить их наедине, Анна Давыдовна безо всяких церемоний выгоняла его во двор. Погулять. Вообще, бабка не слишком с ним деликатничала. Обращалась как с малым ребенком. Он и сам отчасти подыграл ей вначале, когда был еще слаб и немощен. Было так приятно обрести после всех передряг тихую, как ему казалось, пристань. Однако теперь ему было досадно оттого, что что-то явно затевалось, а он не получал никакой информации. Старая легенда, которую дала ему прочесть бабка, мало что говорила. Он перечел ее несколько раз, история взбудоражила его.
Кто этот человек, каким образом связан с их родом, и почему Анна Давыдовна придает такое значение этому преданию?
— Не спеши, со временем все узнаешь, торопыга! — отвечала она. — Вон опять пришел Хэмиш, ты не засиживайся — нам о своем поговорить надо…
И Никита шел на улицу, погулять — остудить раскрасневшееся от гнева лицо. Встречные здоровались степенно, он отвечал. Переваливал по дороге через не-высокую гряду, защищавшую деревушку от морских ветров, и оказывался на побережье. Хотя здешняя зима для петербуржца и не зима вовсе, а так, погожий октябрь, лицейская годовщина, на кромке моря всегда было свежо, морозно. Как в Коктебеле на зимних каникулах. Никита чувствовал, что скоро его каникулы закончатся — за время, проведенное с бабкой, у него обострилась интуиция или может, ему это только казалось. Бросал камни в мутную зеленую воду, приносившую невесть откуда куски дерева и обрывки гниющих водорослей.
Иногда в песке попадались осколки зеленого стекла, обкатанные, как и камни, волнами до идеальной гладкости. Похожие на драгоценные камни, они блестели, притягивая глаз. Сколько лет носило их по волнам, прежде чем вернуло на землю в столь облагороженном виде? Вот это когда-то была бутылка, наверняка винная. И где то вино, и где эти люди, что пили его? Никита вертел в руках окатыш, потом, размахнувшись, бросал его в воду. Блинчиков не получалось даже в полный штиль — потерял хватку. Впрочем, никогда он и не был мастером в этом деле.
С первым осколком вышел забавный казус. Никита заприметил его среди камней уже издали, он блестел, отражая солнечный свет. Мелькнула мысль о сокровищах, которые иногда выносит на берег море. Затонувшие корабли, флибустьеры, пиастры… Он подошел не спеша, словно не желая признаваться перед самим собой в романтической глупости. Или глупом романтизме. От перемены мест слагаемых, как известно, ничего не меняется. К тому же пляж, как всегда, был пустынным и других претендентов на загадочную блестяшку не было. Так, во всяком случае, думал Никита.
Но это было не так. Ему оставалось шагов десять, когда за спиной послышалось хлопанье крыльев…
Он инстинктивно пригнулся. Черная птица опустилась на песок и выдернула из него то самое — блестящее. Это был ворон. Скорее всего, его тоже привлекла сверкающая штуковина. Углядел с холмов и спустился, опередив человека. Ворон посмотрел на Никиту, застывшего на месте. Отчего-то побежали мурашки по коже. Птица выковыряла приглянувшийся предмет из песка. Накатившая волна едва не коснулась ее лап. Ворон подскочил на месте, но не взлетел, покосился на Никиту. Теперь осколок блестел в его клюве. Захаржевский, все еще подозревавший в стекляшке драгоценный изумруд с пиратского брига, крикнул и взмахнул рукой, надеясь, что ворон выронит добычу. Сыр выпал, с ним была плутовка такова. Может, с вороной было бы проще, но ворон лишь перехватил осколок покрепче и взлетел, махая широкими крыльями.
С моря уже приближались две большие чайки, надрывно крича. Это была их территория, и если бы ворон не поспешил убраться, ему несдобровать.
