Виктория Холт - Таинственная любовница
С минуту она не поднимала на меня взгляда, давая понять, что работа ей более интересна, чем новая компаньонка. Это привело бы в замешательство любого, но я была не робкого десятка.
— О, мисс Осмонд! Вы пришли по поводу места. Можете присесть.
Я села, высоко держа голову. Щеки мои зарумянились.
— Вашей обязанностью, — сказала леди, — будет следить за моими встречами и обязательствами — как общественными, так и филантропическими. Будете каждый день читать мне газеты, заботиться о моих шпицах, Апельсине и Лимоне. — При упоминании этих имен, собаки, развалившиеся на подушках с каждой стороны от ее кресла, подняли головы и презрительно уставились на меня. Апельсин — или это был Лимон? — гавкнул, а другой — фыркнул. — Мои дорогие! — с нежной улыбкой произнесла леди Бодриан, но ее лицо тотчас стало ледяным, когда она вновь повернулась ко мне. — Вы, конечно, будете все время рядом на случай, если мне что-либо понадобится. А теперь я хотела бы послушать, как вы читаете.
Развернув «Таймс», она вручила газету мне. Я начала читать об отставке Бисмарка и о плане присоединения острова Гельголанда к Германии.
Я чувствовала, как она придирчиво разглядывает меня, пока я читаю. У нее на поясе висел лорнет на золотой цепочке, и она откровенно меня рассматривала. Вероятно, такое отношение можно ожидать всегда, когда становишься наемным работником.
— Да, этого достаточно, — произнесла она, прервав меня на середине предложения. Я должна была осознать, что наем компаньонки — более важный момент, чем судьба Гельголанда. — Я хочу, чтобы вы приступили к своим обязанностям… немедленно. Надеюсь, это удобно.
Я сказала, что мне понадобится день-два, чтобы устроить свои дела, хотя и не знала, какие именно дела имею в виду. Все, чего я хотела — это отложить начало своей новой работы, потому что она меня попросту угнетала.
Хозяйка благосклонно согласилась, разрешив мне провести остаток этого дня и следующий, чтобы подготовиться к работе. Но через день я должна была приступить к своим обязанностям.
Коттедж, в котором поселились тетушки, носил прелестное название Радужный. Единственной причиной, по которой его так назвали, были цветы всех цветов радуги, которые росли в саду. Возвращаясь в этот коттедж, я пыталась выискать в своем нынешнем положении хоть какие-нибудь преимущества. Я утешала себя тем соображением, что хотя мне и неприятно прислуживать леди Бодриан, я все же буду иметь возможность видеть Тибальта.
Глава 3
Горькая неволя
Моя комната в Кеверол-Корт располагалась рядом с комнатой леди Бодриан — на случай, если я понадоблюсь в любое время суток. Это была довольно приятная комната — все комнаты в Кеверол-Корт были приятные, даже самые маленькие — с панелями на стенах и сводчатыми окнами. Из окна я видела крышу Гиза-Хаус. Глупо, конечно, но это меня немного успокаивало.
Мне не потребовалось много времени, чтобы понять, что леди Бодриан меня невзлюбила. Довольно часто она вызывала меня звонком колокольчика после того, как я ложилась спать, и капризно заявляла, что не может уснуть. Я должна была приготовить ей чаю или читать, пока она не задремлет. Часто приходилось дрожать от холода, потому что она любила, чтобы в спальне было прохладно. Ей было вполне комфортно под одеялом, а мне приходилось сидеть в одном халате. Она всегда была недовольна всем, что я делала. Если ей не к чему было придраться, она молчала, но если находила повод, то до бесконечности вспоминала все мои промахи.
Ее камеристка Джейн сочувствовала мне.
— Кажется, ее светлость имеет на вас зуб, — заметила она. — Так часто бывает. Я и раньше такое замечала. У обыкновенной служанки есть какое-то достоинство. Горничные или камеристки всегда могут найти работу. Но компаньонки — совсем другое дело.
Думаю, некоторые переносили бы это легче, но я никогда не могла смириться с несправедливостью. В прежние времена я приходила в этот дом и была на равных с Теодосией. Мне было очень трудно принять свое новое положение. И только угроза того, что в противном случае придется уехать из Сент-Эрно, заставляла меня сдерживаться.
Я ела в одиночестве в своей комнате и по обыкновению читала книги, которые брала в Гиза-Хаус. Все это время я не видела Тибальта, потому что он вместе с отцом уехал в какую-то экспедицию в центральные графства. Но Табита всегда давала мне книги.
— Тибальт считал, что вам это должно быть интересно, — говорила она.
Эти книги и мои визиты к Табите, а также осознание того, что Доркас и Элис удачно устроены, были единственными светлыми моментами в то время моей жизни.
Иногда я видела Теодосию. Она была бы со мной довольно любезна, если бы мать позволила ей это. В Теодосии нет ни злости, ни гордыни. Она просто никакая: если и обретала какие-то краски, это было просто отражение людей, которые ее окружали. Она никогда не проявляла враждебности, но в то же время ничего не сделала для того, чтобы изменить к лучшему мое положение. Возможно, в память о прошлом, когда я изводила ее.
Когда я встречала сэра Ральфа, он спрашивал, как я поживаю, и смотрел на меня благосклонно, как всегда. Не могла же я сказать ему: «Мне не нравится ваша жена, и я ушла бы от нее прямо завтра, если бы не была совершенно уверена, что в любом другом месте буду столь же несчастна, как здесь!»
При малейшей возможности я ходила в Радужный, в гости к Доркас и Элисон. Это довольно интересный домик. Он был построен лет триста назад, в те времена, когда семья, которая могла возвести дом за одну ночь, имела право владеть землей, на которой он стоял. В те времена бытовала традиция собирать кирпичи и черепицу. Начинали работу, как только темнело — и работали всю ночь. Четыре стены и крыша — вот все, что требовалось для жилища. И это было готово к утру. После к дому можно было делать пристройки. Так случилось с Радужным. Когда Бодрианы получили этот дом, они приспособили его для своих слуг, значительно расширив. Но в доме остались кое-какие старинные черты — например старая полка — нечто вроде высокого выступа на стене, где обычно спали дети, забираясь туда по лесенке. Теперь дом мог похвастаться довольно пристойной кухней с глиняной печью, в которой Доркас пекла самый вкусный хлеб, какой я когда-либо пробовала. Там же был котел, в котором они готовили пастеризованное молоко, чтобы делать густые топленые сливки. Тетушки действительно были счастливы в этом коттедже со славным садиком, хотя они и скучали по просторному дому священника.
Мне всегда не хотелось уходить от них и возвращаться в Кеверол-Корт, к моим обременительным обязанностям, и я утешалась тем, что издевательски копировала леди Бодриан. Я вышагивала по гостиной в коттедже, размахивая воображаемым лорнетом.
