Нора Робертс - Свидетельница смерти
-Мошенник! – бормотала Ева, пока лифт спускал их с пятого этажа в вестибюль. – Умный, скользкий, самодовольный… Из всех остальных актеров он – самый опытный и знает театр как свои пять пальцев.
– Если Стайлс действительно друг Айрин Мансфилд, разве стал бы он вкладывать в ее руки настоящий нож, чтобы она убила Драко? Да к тому же еще подкидывать бутафорский нож в ее гримерную.
– А почему бы и нет? Ведь это так театрально! – Ева вышла из подъезда, напоследок наградив швейцара сердитым взглядом. Сев в машину, она наморщила лоб и задумчиво побарабанила пальцами по рулевой колонке. – Как бы то ни было, тот, кто разработал этот план, хотел, чтобы мы нашли бутафорский нож и стали подозревать Мансфилд. В противном случае все это выглядит глупо, а тот, кто подстроил убийство, далеко не дурак. Я хочу знать имена статистов – кто из обделенных артистов, желающих блистать на сцене, выполнял в тот день техническую работу.
Машина отъехала от тротуара.
– Отправь запись беседы Фини, – велела Ева Пибоди, а сама по автомобильному телефону набрала номер морга. Трубку снял Морс, главный патологоанатом, обладатель роскошной шевелюры, всегда носивший в правом ухе несколько серебряных сережек.
– Я ждал твоего звонка, Даллас, – сказал он. – Ваши ребята из управления меня уже заколебали.
– Да нас и самих имеют как хотят. Итак, что ты мне можешь сказать о Драко?
– Хочешь – верь, хочешь – не верь, но он мертв. – По голосу Морса было понятно, что он улыбается. – Ножевая рана в сердце, мгновенная и чистая смерть. Больше никаких повреждений. У него великолепная накачанная фигура и чудесный бронзовый загар, если тебя это интересует. Печень – не очень. Видимо, этот ваш парень любил заложить за воротник, но в последнее время пытался лечиться. Кстати, в момент смерти он был под кайфом: в организме обнаружен наркотик. Точнее, коктейль из трех наркотиков: «экзотики», «зинга» и «Зевса». И эту гремучую смесь он запил стаканом чистого виски.
– Гурман!
– Не говори… Мужик и пил, и таблетки глотал, но при этом пытался заботиться о здоровье: качался, лечил печень. Впрочем, даже при таком образе жизни он прожил бы еще не менее двух десятков лет.
– Теперь ему это не грозит. Спасибо, Морс.
– Когда спектакль снова пойдет, не подкинешь по блату пару билетиков? У тебя ведь есть связи… – подколол Еву патологоанатом.
Она вздохнула:
– Я посмотрю, что можно будет сделать.
ГЛАВА 4
Покинув рафинированный квартал, в котором обитал Стайлс, Ева и Пибоди проехали совсем немного и вскоре окунулись в специфические ароматы района Алфабет-сити. Здесь пахло перевернутыми мусорными баками и немытыми бродягами, тут не было роскошных домов с ливрейными швейцарами и престижных машин. Однако, несмотря на это, у Евы сразу стало легче на душе.
Майкл Проктор жил на четвертом этаже угрюмого закопченного здания – одного из многих, которые жались друг к другу грязными боками, словно бездомные попрошайки в очереди за бесплатным супом. Каждый раз, когда приближались выборы, городские власти клялись в том, что приведут район в порядок: проведут реконструкцию, одержат решительную победу над преступностью, объявят бой нищете. Но вот выборы оставались позади, а район продолжал загнивать, распространяя омерзительное зловоние. До следующих выборов.
Однако всем надо где-то жить. Судя по полученной Евой информации, Майкл Проктор отчаянно боролся за существование: хватался за любые роли, подрабатывал в нескольких местах кряду, чтобы только не остаться без крыши над головой. И все же ему это не очень удавалось. Ева выяснила, что Проктор задолжал квартплату уже за полтора месяца, и ему пришлось обратиться в Комиссию по жилищной помощи. А это означало последнюю стадию отчаяния. Те, кто приходил в КЖП, словно попадали в паутину. Их опутывали липкими нитями анкет, справок и других бумажек, их хватали за горло жирные пальцы бюрократов. В конечном итоге многие не выдерживали и, плюнув на все, уходили прочь, чтобы найти хотя бы временное убежище под кровом грязной ночлежки.
Еве подумалось, что, получив роль Драко, Проктор мог рассчитывать на приличную зарплату. А деньги во все века были самым весомым мотивом убийства.
Покрутившись по автостоянке, Ева наконец поставила машину между ржавым седаном и битым пикапом, марки которых уже невозможно было определить.
– Если Драко прикончил этот парень, то он сделал меткий выстрел, – проговорила она. – Теперь у него появился шанс получить главную роль, пусть даже временно. А это даст толчок его карьере, подарит уверенность в себе и деньги – все в одном флаконе. Раньше он никогда не преступал закон, но ведь каждый преступник когда-нибудь с чего-то начинает.
– Мне нравится ваш оптимистический взгляд на человеческую природу, – усмехнулась Пибоди.
– Да, я отличаюсь огромным человеколюбием, – согласилась Ева, направляясь к входу в мрачное здание. Пибоди поспешила за ней.
Когда-то этот дом знавал лучшие времена, однако уже очень давно пришел в упадок. Кодовый замок на входной двери был с корнем вырван – вероятно, каким-нибудь шаловливым юнцом, у которого теперь, скорее всего, уже выросла борода. Вестибюль цвета засохшей грязи было тесным и затхлым, почтовые ящики на стене – поломаны и искорежены. Посмотрев на хлипкий лифт, поддерживаемый двумя ржавыми тросами, Ева хмыкнула и стала подниматься по лестнице.
Откуда-то доносился жалобный плач и всхлипывания, из-за двери на втором этаже слышались звуки телевизора: показывали футбольный матч, и кто-то смачно поносил игроков за скверную игру. В воздухе пахло плесенью, мочой и марихуаной. На третьем этаже звучала классическая музыка – эту мелодию Еве как-то играл Рорк. Ей аккомпанировали тяжелые удары, и Ева поморщилась: ей не хотелось отвлекаться от дела, которое их сюда привело.
– Бьют кого-то, – буркнула она.
– Нет, танцуют, – возразила Пибоди. – Мой кузен исполняет этот танец в Региональной балетной труппе в Денвере. Я когда-то тоже мечтала туда попасть…
– Ты мечтала стать танцовщицей? – Ева изумленно воззрилась на свою помощницу. От подъема по лестнице щеки Пибоди порозовели.
– Да. Правда, тогда я была еще маленькой девочкой. Но у меня не та конституция. Вот вы с вашим сложением вполне могли бы танцевать. Пару недель назад мы с Чарльзом ходили в балет. Все балерины такие длинные, тощие! Меня от них тошнит.
– Гм… – Это было все, что Ева могла сказать в ответ. Признание Пибоди, что она продолжает общаться с профессиональным жиголо Чарльзом Монро ей совсем не понравилось.
– А я сложена скорее как оперная певица, – сказала Пибоди, скорчив рожицу. – Я… пухленькая.
