Анна Малышева - Вкус убийства
И хотя она божилась и клялась, что Стас проявлял именно такие знаки внимания, Таня ей не верила. Ксения могла ошибиться. С большого расстояния любой жест можно истолковать неверно. К этой теме Таня больше не возвращалась. Если у Стаса и была любовница, то не эта дама. И вообще, любовницы у него не было! Поверить в такое – значит уничтожить даже воспоминания. Ксения смеялась над ее семейной идиллией. Но была ли она сама счастлива? Таня не спрашивала об этом, но многое замечала… Когда Ксения и Алеша были вместе, оба становились нервными, раздражительными, не похожими сами на себя. По отдельности они выглядели куда спокойнее и счастливее.
Каждый вечер Таня запирала входную дверь на все три замка. До часу ночи невольно прислушивалась к шуму лифта – шахта находилась прямо за стеной большой комнаты, и слышимость была превосходная. В час ночи лифт отключали. Теперь, если бы кто-то вздумал ее навестить, ему пришлось бы подниматься на восьмой этаж пешком. Таня удивлялась тому, что теперь у нее нет никаких дел. Но в сущности, одно важное дело у нее было, и она занималась им постоянно. Она ждала. Кого, чего – этого Таня не знала. Она просто ждала. Стука в дверь, телефонного звонка, знакомого голоса – чего угодно, лишь бы это было похоже на выход, на проблеск, на то, что он может быть жив…
Эта безумная идея появилась у нее с того самого вечера, когда кто-то навестил ее квартиру. Она никому не рассказывала о своих догадках. Но постоянно пыталась что-то сообразить, до чего-то додуматься. Сопоставляла самые мелкие, незначительные детали. Вспоминала о том, что раньше казалось полной чепухой. Самые простые вещи теперь могли содержать в себе намек на то, что Стас остался жив. Ушел из жизни – верно, ушел. Ушел из этой, вошел в другую. Реинкарнация <Реинкарнация – перевоплощение (в точном значении – переселение души умершего в иное тело).
Один из догматов буддизма.> – заранее рассчитанная, продуманная. И тем более жестокая по отношению к ней. И тогда она называла себя сумасшедшей дурой. Давала слово, что пойдет в поликлинику, обратится к невропатологу, к психотерапевту, к кому угодно! Только пусть ее переубедят, пусть сделают так, чтобы она больше не верила, не ждала, ни на что не надеялась. Потому что, если Стас жив, – он негодяй, и права Ксения, и тогда уж точно всему конец.
"Исчезли ключи от квартиры, паспорт, водительские права, исчезли его любимые вещи. – Она в который раз кружила по комнате, оглядывала каждый предмет, будто мебель могла ей ответить. – Он взял все, что брал всегда, когда отправлялся в командировку. Но никакой командировки не было. Он забрал вещи и исчез. Да, предположим, что просто исчез. Проходит неделя, и он понимает, что в этой квартире осталось что-то необходимое, ему нечем заменить эту вещь или просто жаль тратить деньги на покупку новой… Он выжидает, когда меня не будет дома. В моих окнах темно. Он думает, что меня нет.
Приходит, открывает дверь, берет то, что ему нужно, и уходит. Не зажигает света, потому что боится привлечь мое внимание – вдруг я именно в это время возвращаюсь домой? На кухню он не заглянул, потому что ему там ничего не нужно".
Таня останавливалась и трогала ручку «Монблан», лежавшую на письменном столе Стаса. "Почему же он не взял ручку? Достаточно дорогая и стильная вещь, в его духе… Он купил ее весной, не так давно, она ему не успела надоесть… – Но она тут же возражала себе:
– Да мало ли почему он ее не взял! Быть может, он собирался вернуться. Он вернется". И она снова называла себя набитой дурой, полной идиоткой. Заставляла себя вспомнить о трупе, который должна была опознать. Ведь труп был! Ведь это была реальность, реальней некуда!
"Да, реальность! – раздраженно, почти цинично обрывала она себя. – Кто-то в самом деле сгорел в машине Стаса. Но я не опознала мужа! Я узнала бы его в темноте, с закрытыми глазами – по звуку шагов, по дыханию, по молчанию! Но как, кого я могла опознать в этом куске горелого мяса, по каким приметам, по каким признакам? И никто не мог бы его опознать, это было невозможно! Так, значит, это мог быть и не Стас! И что это значит?
Кто же, если не он?"
Таня открывала бар, видела во внутреннем зеркале свое бледное лицо, глубокие тени под глазами. Сумасшедшая? Да нет, просто усталая, издерганная молодая женщина, у которой больше нет сил ждать. Она наливала себе рюмку водки или коньяку – что под руку попадалось. Бар почти опустел.
Таня усаживалась за письменный стол мужа, ставила перед собой его фотографию и пила за его здоровье. Она произносила этот тост будто назло кому-то, может, самой себе. А потом, легко и быстро опьянев, плакала.
В столе осталась вся документация, связанная с работой Стаса. Он работал в фирме своего отца, числился коммерческим директором. Фирма была посреднической и торговала упаковочными материалами для пищевой промышленности. Чем конкретно – Таня не интересовалась. Что может быть более скучным, чем картон и целлофан? Она не раз задавала себе вопрос, почему свекор до сих пор не попросил отдать ему эти бумаги. Может, у него были копии, может, это не важные бумаги… Или же он давно все забрал, ведь он был тут сразу после гибели сына, на другой день… Таня тогда лежала почти без сознания, из квартиры могли вынести всю мебель, она бы и не заметила. Конечно, могли вынести и вещи Стаса… Но почему именно эти вещи, а не золото, не технику, не «Монблан»? Измучив себя бесконечными вопросами, она засыпала, уронив голову на стол. А когда открывала глаза, было уже темно. И тогда ей снова становилось страшно. И хотелось, чтобы в машине был именно Стас. Потому что если там оказался кто-то другой, то это убийство. Стас – убийца. А в это она тоже поверить не могла.
Мужчина, который так грубо разговаривал с ней по телефону, больше не звонил. Приятели Стаса, часто бывавшие в гостях, не звонили тоже, и в этом не было ничего странного. Соболезнования вдове они выразили на похоронах. А сама Таня никого из них не интересовала. Зато однажды ранним утром, отозвавшись на телефонный звонок, Таня услышала в трубке приятный женский голос:
– Здравствуйте, мне Стаса.
Таня настороженно ответила, что Стаса нет. Женщины по этому номеру звонили редко, и это всегда были ее, Танины, знакомые. Но абонентка с приятным голосом настойчиво попросила сказать, когда Стас будет дома. И Таня не выдержала, хотя сперва хотела как можно больше узнать об этой женщине:
– Стас умер. Не знаю, чем вам помочь.
– О Боже мой, – прошептала та.
Ее почти не было слышно. Таня хотела положить трубку. Голос женщины звучал слишком молодо, чересчур музыкально. Таня знала за собой этот грех – ревновала мужа к каждой мало-мальски подходящей кандидатуре. Ревновала, несмотря на то, что Стас ее любил, – это было ясно всем, в том числе и ей самой. Но женщина, как видно, справилась с собой.
