Эдна Барресс - Под рябиной
Сейчас с этой стороны в саду уже была тень. Это означало, что солнце будет посещать меня каждое утро. Совсем как в детстве, когда я любила просыпаться при ярком свете солнца. Я с улыбкой посмотрела на группочку ранних розовато-лиловых хризантем — нарву немного — и на дерево, название которого Рикки, к моему удивлению, хорошо помнил. Ветки шотландской рябины были усыпаны гроздьями ягод, которые немного позже станут красными, как кровь.
Отвернувшись от окна, я вывела пальцем на пыльном зеркале туалетного столика наши с Рикки имена и соединила их сердцем, засмеялась и стерла. В углу стоял комод — единственный предмет мебели. Мимоходом я заглянула на сложенное в стопку постельное белье, затем принесла себе спальный мешок.
В большой спальне возвышался шкаф. Я открыла дверцу. Тетя Эмма смотрела на меня со всех полок. Не так уж много вещей: два тяжелых старых пальто, несколько бесформенных юбок, шерстяные платья, пара шлепанцев. Они были большие. Высокая и худая — такой помнил ее Рикки.
После медового месяца так много предстоит сделать! Рикки, по-видимому, придется вернуться во Францию, чтобы закончить все дела там. Ему пообещали работу учителя в небольшой частной школе в десяти милях отсюда. Должен начать в конце октября. У меня было несколько листочков агента по недвижимости, вскоре нам надо начать поиск квартиры. Да, здесь надо все привести в порядок, а это будет, в основном, на мне. Я закрыла дверцу, нахмурившись, и пошла вниз разгружать машину.
Время летело быстро. Я принесла радио, наполнив звуками дом, энергично взялась убираться на кухне, вытрясла матрасы, вычистила полки, выселила толстых пауков и подмела оранжерею. Приятно будет здесь завтракать. Завтра отыщу ближайший магазин и позвоню Рикки.
Потихоньку опускалась ночь, и к девяти часам сад, обрамленный изгородью, потемнел. Тени примостились в углах — и я поняла, что сильно устала.
Присутствие тети Эммы стало более явным. Я закрыла черный ход, заперев его на задвижку. Мне стало смешно, глядя на тяжелую пару ботинок для работы в саду. Легкий вечерний ветерок через разбитое стекло шелестел подвешенными на гвоздях пучками сухих цветов. Что она делала с ними? Я прошла через оранжерею на кухню, затем через кухню в гостиную, закрывая за собой двери. Чувство было странное, будто я отступала перед надвигающейся силой. Днем гостиная хранила увядающее очарование: там были симпатичные безделушки, семейство китайских кошек восседало на подоконнике. На двух больших стульях — вышитые чехлы; бедная одинокая старуха. Но сейчас тусклый свет слабых, слишком затененных лампочек приводил в уныние. Завтра куплю лампочки на 100 ватт и наполню дом светом.
Ну, а сейчас последняя чашечка кофе — и в постель. Моя рука потянулась выключить радио на чистом кухонном столе, так как шум казался не к месту — и тут молчание окружило меня. Я устала, да, я чертовски устала. Я даже не смогу выпить кофе. С трудом, пошатываясь от усталости, я поднялась вверх по ступенькам, бросила спальный мешок на кровать, разделась и с блаженством забралась в него.
Я проснулась, совсем очнулась от сна! Мой мозг тут же запечатлел, где я находилась, пока глаза осматривали незнакомые очертания комнаты и резной узор, оставленный на стене лунным светом, — я прислушивалась.
Внизу кто-то был! Я тихо свернулась в клубок под одеялом. Почему я так упряма, почему я одна? Звук шел со стороны черного хода и напоминал шарканье ботинок, как будто кто-то возвращался после работы в саду! Мне вспомнилась пара тяжелых старых ботинок у черного хода, как бы поставленных там чьими-то узловатыми руками.
Тетя Эмма! Ужас охватил меня, но и заставил двигаться. Я выскользнула из спального мешка, ноги тут же охватило холодом. Я должна знать, была ли это тетя Эмма?
Очень осторожно спустилась по лестнице. Тени темным ковром лежали в гостиной. Сама как тень, я скользнула через нее на кухню, подавляя возглас страха, пока, наконец, не поняла, что длинная черная тень у шифоньера — это очертания сложенной деревянной ширмы, а не фигура неподвижной престарелой дамы.
— Вы здесь? — услышала я свой совершенно идиотский шепот. Но не было никого, ничего. Я стояла у окна оранжереи и смотрела в темный сад. И вдруг, поворачивая голову, глазами ухватила движение более темных теней на фоне неба, двух фигур, пролезающих сквозь изгородь. Я только заметила, что одна фигура была выше другой, и они выскочили на дорогу, а потом исчезли.
До меня дошло посмотреть на часы. Всего 11.30! Я думала, что это раннее утро. Я должно быть быстро и глубоко уснула, поэтому казалось, что спала долго. Как глупо. Наверняка, это были влюбленные, ищущие уединения.
— Ты и вправду меня напугала, — с улыбкой сказала я тете Эмме, повернувшись, чтобы подняться наверх. Но когда мои слова отозвались эхом в тишине, страх снова охватил меня, страх, рожденный от осознания того, что в действительности я почувствовала присутствие, но не старой эксцентричной дамы, а скрытой злобы. Я долго не могла уснуть.
Проснулась рано, с солнцем, радуясь нормальной жизни. Я продолжу сегодня. Я должна! А позже позвоню Рикки. Мне нужно застать его в перерыве между работой в кемпинге и частными уроками. Он будет ждать моего звонка. Меня заполонило удивление, что еще год назад мы не ведали о существовании друг друга, а сейчас он знал, чего хочет и куда идет, а во мне зрело начало семьи, о которой я так мечтала. Я вскочила: нельзя терять ни минуты!
Я перенесла завтрак из кухни в гостиную. После свадьбы и медового месяца Рикки предстояло вернуться на несколько недель в Вар, чтобы закончить работу. Возможно, кое-какая мебель тети Эммы временно послужит нам в новой квартире. На глаза попалась книга «Деревья сельской местности». Я вспомнила о том, что Рикки знал название дерева под окном его комнаты. Неужели его привлек только цвет обложки? Ведь в 9 лет он мог уже читать.
Я быстро перелистывала страницы. «Шотландская или горная рябина в действительности не относится к рябине, а к яблоням». Вот как! Мои глаза задержались на последних словах: «Иногда зовется колдовским или ведьминым деревом. Ее листья обладают особой силой». Я в задумчивости положила книгу на место.
А сейчас мне пора на поиски магазина, может, взгляну на море. Хотелось осмотреться вокруг получше, ознакомиться с местностью до того, как поеду домой, к свадьбе. Хватит, ли выдержки у Шейлы до конца короткой церемонии бракосочетания, чтобы не начать ссориться с отцом? Почему я не могу сбежать на свой медовый месяц, оставив всех, не думая, не мучаясь от любви? Хватит себя жалеть! Жизнь такова, а у меня была мечта — мечта о нормальной счастливой семье, которую ничто не поколеблет, нас троих, — я вспомнила, что должна найти здесь больницу и врача, встать на учет, перевести сюда все наблюдения и анализы.
