Джулия Веллсли - Комната в башне
— Боюсь, это будет очень нелегко сделать.
— Тогда я должен хотя бы предупредить, что задерживаюсь. Прихожане будут волноваться. В церкви есть телефон.
— Мы же в пяти минутах от дома, — быстро сказала я, открывая дверцу. — Ничего нет проще, чем сбегать и позвонить.
Добежать до дома действительно не составило для меня труда. Переведя дыхание, я поднялась на второй этаж и с удивлением заметила, что дверь в мою комнату распахнута настежь. На кровати сидел… Тарквин. В руках он держал Гварнери, а на полу лежал открытый футляр.
Глава десятая
Прошла по меньшей мере целая минута, прежде чем ко мне вернулся дар речи. Пораженная увиденным, я молча стояла в дверях. Рука механически шарила в сумочке: ключ от шкафа мог находиться только там. Я прекрасно помнила, как перед уходом заперла шкаф, в этом не могло быть никаких сомнений. Как мальчик мог вытащить скрипку? Неужели он и был таинственным злоумышленником, залезшим в комнату вчера вечером?
Столбняк постепенно проходил, уступая место возмущению. Как бы Тарквину ни хотелось потешить свое самолюбие, подержать в руках знаменитый инструмент, он достаточно умен, чтобы понимать: скрипка имеет для меня совершенно особое значение, и я отнюдь не из прихоти охраняю ее от досужего взора. И все же при первой же возможности он, как воришка, прокрался в чужую комнату, открыл чужой шкаф. Если бы не лопнувшее колесо, я ничего не узнала бы или, обнаружив по возвращении странный беспорядок, опять оказалась в глупом положении.
Тарквин не слышал моих шагов и был уверен в своей безнаказанности. Его красивое, тонкое лицо исказила неприятная усмешка, он слегка повернул голову, и наши взгляды встретились.
На какую-то долю секунды глаза его округлились от ужаса, но он успел взять себя в руки и как ни в чем не бывало улыбнулся, превратившись в прежнего Тарквина — славного, умного, вежливого мальчика.
— Не сердитесь на меня, — вкрадчиво произнес этот ангелок, поднимаясь с кровати. — Меня до глубины души потрясло все, что вы рассказывали об этой прекрасной скрипке. Я должен, обязательно должен был взглянуть на нее.
— Как ты ее нашел? — я еле сдерживалась, чтобы не закричать на него.
— Не так уж трудно догадаться, что она лежит именно ъ шкафу. Где же ей еще быть?
— Но шкаф был заперт.
— О нет, вы ошибаетесь! Он был открыт, — Тарквин смотрел на меня широко раскрытыми, абсолютно честными глазами.
— Ключ у меня в сумочке.
Я открыла сумочку, лихорадочно порылась в ней, роняя на пол какие-то мелочи, и, наконец, извлекла с самого дна ключ:
— Вот, убедись!
— И вы уверены, что заперли шкаф перед уходом? Вы вытащили ключ, но повернуть его забыли.
Слова Тарквина звучали так убедительно, что где-то внутри у меня зашевелился червячок сомнения: нужно было перед уходом еще раз проверить замок, ведь ключ мог повернуться и вхолостую. Почему-то вспомнилось, какие адские муки мне пришлось в свое время испытать, сидя в театре или кино, на протяжении двух часов терзаясь сомнениями — выключен ли дома газ, закрыт ли кран в ванной?
— Если бы вы в самом деле заперли замок, посудите сами, как я смог бы его открыть? Вы же видите, что ключа у меня нет.
— Пусть так, но какое право ты имел входить в комнату в мое отсутствие и рыться в моих вещах? — ледяное спокойствие Тарквина привело меня в ярость.
— Кто вам сказал, что я рылся в них? Я всего лишь открыл незапертый шкаф, вынул футляр и не смог удержаться от искушения подержать в руках Гварнери. Да, я действительно виноват. Так поступать нехорошо… Но скрипка такая замечательная. Почему вы упорно отказываетесь на ней играть?
— Может быть, ты станешь отрицать и свое присутствие в этой комнате вчера вечером? Могу сказать, что оно тоже не осталось незамеченным!
Я слишком поздно поняла, что допустила досадную ошибку. Нужно было не задавать вопросы, а сразу переходить в наступление. К сожалению, мне не хватало доказательств.
— Разумеется, я это отрицаю, мисс Оршад. Как вы могли подумать обо мне такое? Зачем я, по-вашему, сюда заходил?
Ответить на это мне было нечего. Не могла же я сказать: «Чтобы украсть мою скрипку, маленький негодяй». А вдруг вчера в комнате побывал кто-то другой, этого ведь тоже нельзя полностью исключать…
— Как вы могли предположить? Неужели я способен на такое? — в голосе Тарквина звучало искреннее удивление.
— Тебе нечего здесь делать. Положи, скрипку на место и больше — слышишь?! — не прикасайся к ней. Твои родители сказали бы на моем месте то же самое.
— Я умоляю вас, мисс Оршад, не говорите ничего моим родителям. Я не хотел ничего плохого, — глаза Тарквина наполнились слезами. — Родители ужасно расстроятся, если узнают, что я вас чем-то обидел. Они вас так уважают, мисс Оршад, и я не хочу, чтобы из-за этого недоразумения… Пожалуйста, забудьте об этом случае.
В его голосе теперь звучал не страх, а — как ни трудно было этому поверить в такой ситуации, — скрытая угроза. Он словно предупреждал меня: в случае чего можно будет все повернуть по-другому, и еще неизвестно, кого посчитают виновным… Это было уже выше моих сил.
— Сейчас же убирайся отсюда! — я сжала кулаки.
Тарквин осторожно положил скрипку в футляр и медленно, с гордо поднятой головой прошествовал к двери. На пороге он обернулся:
— Ведь вы им ничего не расскажете?
— Посмотрим, — без прежней уверенности ответила я, хотя для себя уже твердо решила ничего не говорить Веннерам. Зачем? Что мне это даст?
Предположим, я скажу, что Тарквин решился тайком взглянуть на знаменитую скрипку, о которой я ему столько рассказывала. Они согласятся со мной, что нельзя без спроса заходить в чужую комнату, только и всего. Я не смогу доказать ни его вчерашнее посещение комнаты, ни наличие у него второго ключа от моего шкафа.
Я убрала Гварнери, закрыла шкаф и на этот раз точно убедилась, что он действительно заперт. После этого я пошла в кабинет Веннера, сняла телефонную трубку и, пока несколько раз набирала номер, слышала какой-то громкий треск, частые гудки, помехи. Подошли к телефону не сразу, голос в трубке был далеким, как будто с другого полушария.
Я попросила соединить меня с приходским коммутатором. После непрекращающихся помех снова отозвалась телефонистка на станции:
— Никто не подходит. Наверное, они уже на вечерней службе.
Пришлось рассказать о случившемся по дороге происшествии.
— О, тогда подождите минутку.
Я отстранила трубку от уха: очень уж действовал на нервы этот треск.
— Все в порядке, — отрапортовала телефонистка минут через пять. — Я передала, что викарий задерживается.
