Мэри Брэддон - Тайна индийских офицеров
— Артур, вы сумасшедший!.. Итак, вместо того, чтобы спросить совета у более опытного человека, бедный мальчик оставляет службу и спешит в Англию, забыв об оказанных ему услугах, неблагодарный, недоверчивый, скрытный!.. Вот и все, что мог узнать о нем его друг, вернувшись из экскурсии в горы.
— Да… и вы, майор, лишились своего орудия.
— Я лишился своего орудия, Артур? Как вы можете такое говорить? — произнес майор с притворным негодованием. — Нет, я лишился своего друга, своего ученика, своего товарища, своего Дамона!.. Я поручил одному знакомому навести о вас справки в Англии. Вас видели высадившимся в Довере, но с тех пор никто вас больше не встречал. Мне ничего не оставалось, как сидеть у моря и ждать погоды. «Хитрый лис выскользнул из моих рук, — сказал я себе. — Самое лучшее теперь — ждать, когда ко мне придет удача, и не будь я Гранвиль Варней, если я ее не поймаю!»
С этими словами он тихо положил свою женственную руку на плечо капитана, и как ни легко было это прикосновение, Артур Вальдзингам согнулся под ним, как под тяжестью в сотню пудов.
— «Я найду его!» — говорил я себе. — Продолжал майор. — «Пусть скрывается где хочет, а я все же его найду!..» Все так и получилось.
Он разразился торжествующим смехом, тихо потирая себе руки и глядя на капитана сверкающими голубыми глазами.
— Я получил отпуск и покинул Индию, — продолжал он скороговоркой, оживляясь все более и более. — Я обегал все игорные дома в Лондоне, рыскал по всем тавернам, я справлялся повсюду и у всех без разбора и наконец после долгих поисков, тысяч неудач и неприятностей сегодня утром я узнаю, что некий капитан Вальдзингам женился на богатой вдове сэра Реджинальда Лисля, баронета, и проживает в Лисльвуд-Парке.
— Значит, ваш приезд не случаен? — спросил капитан.
— Разумеется, дорогой Артур! Неужели вы думаете, что я был бы тем, кто я есть, если бы я полагался только на волю судьбы? Нет, я хорошо знал, куда и зачем я иду, — пусть будет это вам известно! Я явился сюда, чтобы настоять на выполнении всех пунктов нашего договора, чтобы заявить свои права и заставить вас поделиться барышами. Сколь ни велико богатство вашей жены, которое перешло к вам, я требую половину этой суммы, сколько бы владений и власти вы ни отняли у вашего пасынка — половина и того и другого должна быть моею. Я хочу, чтобы вы поделились со мною вашим комфортом, вашей роскошью, вашим блеском!.. А теперь, дорогой Артур, вернемся в замок… Артур Вальдзингам и компания! Помните, что ваш старый союзник следует за вами, потому что ему нравится оставаться в тени.
Когда собеседники удались, кто-то осторожно раздвинул ветви рядом с тем местом, где они только что сидели, и тихо направился к решетке парка.
Бледный и трепещущий Артур Вальдзингам прошел по аллее, миновал мост и цветники, он шел так, как идет приговоренный к смерти, которого уже возводят на эшафот, тогда как блестящий майор, следовавший за ним, очень походил на палача, даже в том, как его нежная рука касалась плеча капитана, было что-то, напоминающее полицейского, схватившего свою жертву, нечто, яснее слов говорившее: «Ты пойман, Артур Вальдзингам!»
VII
ПОДПОЛЬНАЯ РАБОТА
Майор Гранвиль Варней совершенно беспрепятственно разместился в Лисльвуд-Парке. Он послал в Брайтон за своим багажом, который и привез его камердинер — еврей Соломон. Злые языки в Калькутте утверждали, что этот черноглазый иудей не всегда служил майору, а был прежде режиссером какого-то провинциального театра, на подмостках которого его прекрасная сестра играла первые роли, эти злые языки увлекались иногда до того, что уверяли, будто эта самая сестра Соломона ныне не кто иная, как очаровательная миссис Гранвиль Варней, в которую майор влюбился до безумия во время своего отпуска в Англии, увидев ее играющей на сцене ее брата, и женился на ней без всяких проволочек. Но как бы там ни было, нельзя отрицать, что миссис Варней — женщина в высшей степени изящная, красивая и привлекательная, к тому же обладавшая великолепным контральто и замечательным музыкальным талантом, который настолько превосходил обычное дарование, что граничил с гениальностью. Если же толстый камердинер был ее братом, то нельзя сказать, что она выказывала к нему особую нежность: миссис Варней проходила мимо него, опустив глаза, как будто он был недостоин того, чтобы она заметила его присутствие.
После двух-трех дней пребывания майора в замке угрюмость и задумчивость Вальдзингама начали постепенно проходить. Большую часть дня они проводили за бильярдом, а половину ночи — за экартэ; дамы иногда приходили в бильярдную, чтобы следить за их игрой. Майор смеялся и болтал, выделывая кием разные трюки, и рассыпался в комплиментах присутствующим дамам, пока шары катились по зеленому сукну. Артур же Вальдзингам, напротив, играл с каким-то лихорадочным азартом; он как будто никогда не уставал и не скучал за бильярдом и оставлял его с сожалением, а во время игры в экартэ постоянно требовал продолжения и удерживал своего друга за карточным столом еще долгое время после ухода дам. Если бы кто-то увидел этих двух мужчин, склонившихся над картами, он сказал бы, что майор играет только из любопытства или из снисхождения к другу, между тем как для капитана игра была глубоко укоренившейся страстью.
Пока в замке происходили все эти события, сторож Жильберт Арнольд, стоя за дверью, курил, по обыкновению, свою трубку, следя взглядом ненависти и зависти за гостями и обитателями поместья.
— Итак, у капитана неизвестно какого, который явился неизвестно откуда, гостит один из его друзей, — сказал он жене спустя несколько дней по приезде майора. — Он, вероятно, думает, что мой сын падет ниц, чтобы доставить ему удовольствие попирать его ногами; эти господа всегда ждут чего-то подобного. Но мы не сделаем этого, не правда ли, Джим? — добавил он, обращаясь к сыну, качавшемуся на калитке.
— Чего мы не сделаем, папочка?
— Мы не упадем на землю, чтобы богачи топтали нас своими блестящими сапогами, ведь так, Джим?
— Нет, папочка, по доброй воле мы не сделаем этого, — ответил мальчик, лукаво взглянув на нахмуренное лицо отца.
Жильберт расхохотался.
— Ты весь в меня, мой сын, — настоящая молодая поросль старого дуба… К черту унижения, к черту заискивание и раболепие перед господами, когда они бросают нам крошки со своего стола!
— Папочка! — воскликнул мальчик. — Вон капитан, господин с усами и сэр Руперт! Они идут к ограде.
— А! Не исключено, что ты получишь шесть пенсов, если подойдешь к ним. Бери их деньги, но не позволяй унижать себя, Джим; это тебе мой совет.
