Ярослав Питерский - Падшие в небеса. 1997
– Ну, я не знаю…
– Нет… знаешь… знаешь, я чувствую, что знаешь, что я не мог бы, не остановиться…
Девушка грустно улыбнулась:
– Так я не поняла, вы подвезете меня до города или нет?
– Садись!
Она оказалась в автомобиле через секунду. Он посмотрел на нее, еще раз окинул взглядом, довольный вновь улыбнулся и нажал на педаль акселератора. Первые секунды они ехали молча. Он всматривался то в дорогу, то бросал взгляды на нее. Она невозмутима, сосредоточено смотрит на летящую из-под колес трассу. Он тяжело вздохнул, потянулся за бутылкой и, глотнув, протянул посудину ей:
– Хочешь, глотни…
Она ухмыльнулась и, пожав плечами, как-то обиженно ответила:
– Я не пью…
– Вообще?!!!
– Вообще…
Леонид пожал плечами, открыв окно, выбросил бутылку прямо на дорогу. Она звякнула об асфальт и, разлетевшись на мелкие куски, рассыпалась по проезжей части.
– Вообще-то я тоже… не пью… просто сегодня… день такой… а ты кем работаешь?
– Я менеджер… по персоналу.
– Из отдела кадров что ли?
– Ну да…
– Какая фирма, компания?
– Серьезная большая…
Вновь повисла пауза. Он, ухмыляясь, украдкой разглядывал ее ноги, затем покачав головой, спросил:
– А чем любишь заниматься? Ну, есть какие-нибудь увлечения?
– Стихи я люблю.
Леонид вздрогнул и, хмыкнув, помрачнел, покосился на нее и буркнул:
– Я тоже люблю… теперь… особенно современные… Ты кстати такого поэта Вилор Щукин знаешь?
Она посмотрела на него немного брезгливо и, хмыкнув в ответ, перевела взгляд на дорогу:
– Конечно… кто ж у нас Щукина не знает?!
Он стал еще мрачнее, вцепившись в руль, заложил крутой вираж на повороте:
– Ну и как он тебе?
– Хороший поэт, взвешенный. У него разноплановые стихи, мне больше лирика нравиться. Но есть и поэмы, и баллады. Я не знаю. Почему сейчас так мало на поэтов внимания уделяют.
Леонид вновь хмыкнул и тяжело вздохнул:
– Да нет, некоторые наоборот, этим чертовым поэтам слишком много внимания уделяют!
– Вы, почему-то злитесь?
– Да есть причина…
– Хотите, я вам стресс снимать стихами буду… ну вот, например, у Щукина есть хорошее лирическое стихотворение. Оно помогает стать более добрым даже в самой стрессовой ситуации.
– Ты, что его стихи наизусть знаешь?!
– Ну да… я ж говорю… хотите, прочитаю?
Он промолчал. Она поняла это как знак согласия. Ее голос был немного хрипловатым, но он словно завораживал. Леониду показалось, что он слушает не ее, а какую-то кассету с записью, причем стереофоническую:
Не знаю зачем
Прихватила сиреневый шарф
Капризная память?
Не спиться. Не спиться. Не спиться.
Глаза приоткрою
И вижу холмистый ландшафт,
В котором, безумным губам
Суждено заблудиться.
Ползти через холм
И спуститься к другому холму
И дальше…
Вслепую безумно не зная мученья,
Блуждать и блуждать.
А потом вдруг сорваться во тьму,
Но вместо испуга
Упасть в пустоту облегченья.
И сразу уснуть. И забыть.
А была? Не была?
Бывают вопросы
Которым не надо ответа.
Вот только
Сиреневый шарфик на крае стола.
Чуть что и шевелится,
Ежится, словно от ветра.
Леонид на мгновение закрыл глаза. Он вдруг вспомнил свою жену, затем Вику…
Внедорожник бешено летел по дороге, нога упорно нажимала на акселератор. Он ждал, когда спутница запросит о пощаде и потребует, чтобы он снизил скорость. Но она молчала. Ему показалось, что ей даже нравиться. Впереди показался встречный КАМАЗ. Его оранжевая кабина мелькнула, словно знак предостережения об опасности. Леонид покосился на спутницу:
– А ты отчаянная, не боишься… другая бы уже завизжала… а ты… а вдруг вот раз и на встречку? И что тогда? Как ты будешь себя вести?
Она посмотрела на него недобрым взглядом и, ухмыльнувшись, коротко ответила:
– А ты?
Он улыбнулся и вдруг… она ловким движением схватилась за руль и резко крутанула колесо влево, внедорожник пошел юзом и вылетел на встречную полосу, Леонид, широко открыв глаза крикнул:
– Что ты делаешь?!!!
– Ты же хотел узнать, как я буду себя вести…
Больше он ничего не видел. Встречный КАМАЗ всей своей многотонной массой обрушился страшным ударом в капот внедорожника. Леонида подбросило, и он вылетел через лобовое стекло, и со всего маха ударился о кабину грузовика. Мелкие капли крови, словно маленькие звездочки, покрыли оранжевую обшивку…
* * *Большая куча венков. Просто огромная! Некоторые настолько дорогие, что дух захватывает только от одной мысли, сколько на могилу вывали денег. А целое море живых цветов дополняли эту нелепую картину дорогих через – чур богатых похорон, какой-то нелепо напыщенной смерти. Первый снег ложился на эти искусственные и уже мертво-живые цветы и почти сразу таял. Хот на некоторых листьях и траурных лентах белые хлопья задерживались и вальяжно блестели в лучах хилого октябрьского солнца.
Два старика сидели в оградке соседней могилки за аккуратно установленным столиком. Скромный памятник возле них выглядел, словно молодой голубок, хотя и был обыкновенным бледно серым железным коробом с блестящей никелированной звездочкой в правом верхнем углу.
– Надо будет тоже вот такой столик и скамейку заказать, а то приду к нему на могилу и посидеть не на чем,… – сказал один.
– А ты уверен, что придешь? Может уже и…
– Ну не надо, не надо грубить Клюфт… сколько отмерено, столько и проживу. А если не я приду так придет Вика с твоим Вилором.
Клюфт задумался. Он как-то нежно погладил по железной площади стола и, вздохнув, ответил:
– Хочется верить, что придут. Что приедут. Что Париж им надоест, домой потянет, кстати, они тебе звонили?
– Да Вика звонила и Вилор твой, разговаривал, – довольный ответил Андрон Кузьмич.
– И мне звонили, говорят, что у них там все хорошо… веселые такие были… – ответил Клюфт загадочно и добавил. – А ты-то Андрон был в Париже?
– Я?!!! Бог с тобой я ж не выездной? Я где работал-то?
– Вот и я… да у нас вся страна не выездная была…
– Клюфт не начинай… хоть тут на кладбище… надоел ты со своей политикой.
– Извини… слушай Андрон, а ты хочешь, чтобы тебя вот рядом с сыном похоронили?
– Ну конечно, а где ж еще?
– Это верно, – вздохнул Клюфт. – А я хочу, что б меня рядом с Верочкой…
– Правильно. Вера…
– Да, Вера, как давно это было…
– Словно не с нами.
Маленький засуетился и, достал из-под стола сумку. Оттуда извлек бутылку коньяка, маленькую банку с красной икрой хлеб и прочую закуску. Поставив две маленькие рюмочки, он наполнил их алкогольным напитком:
– Ну, давай помянем душу ушедшего раба Божьего Леонида,… – поднял он одну из рюмок.