Джудит Гулд - Плохо быть богатой
— Да все из-за жалоб на рокеров; — напарник подул на кофе. — Вот детишки, черт бы их подрал.
Неожиданно в темноте ослепительно мелькнули фары, и мимо пулей пронеслась машина; красные задние фонари растаяли почти мгновенно.
— Черт! — воскликнул сидящий за рулем и выпрямился. — Что такое? — И он повернулся к напарнику, хлопая широко раскрытыми глазами.
— Не знаю, но посмотри на радар! У этого мерзавца скорость 250 километров! Вот это маши-ина!
Водитель включил сирену и мигалку, и темнота осветилась красно-синими вспышками.
— Ты никогда не догонишь его на этом катафалке, — махнул рукой напарник.
— Да что ты говоришь? Ставлю десять долларов, что догоню, если ты перестанешь ковырять в заднице и нажмешь кнопку рации. Наш радар сможет его держать еще километров пятнадцать.
Они выкинули стаканчики с кофе, и машина, взвизгнув тормозами, рванулась в погоню.
23 часа 49 минут
Отбросив всякую осторожность, Дункан Купер вдавил педаль газа в пол, и „феррари" летел стрелой. Его мысли были настолько сосредоточены на одном, что он даже не услышал сигнал бортового антирадара. Его мучил страх: Билли в опасности. Что еще может означать „мертвый" телефон?
— Я сейчас приеду, Билли! — произнес он, словно она могла его услышать. Мысленно он уже был с ней.
— Все будет хорошо, детка! Я не допущу, чтобы с тобой что-нибудь случилось!
Дункан взглянул на светящийся спидометр и часы. Он проехал уже больше девяноста километров, оставалось еще столько же. Если повезет, то меньше чем через двадцать минут он будет в Саутгемптоне.
Двадцать самых долгих минут в его жизни. Нарушая все ограничения скорости и побив все известные ему рекорды на шоссе между Манхэттеном и Саутгемптоном.
В зеркальце, далеко позади, он заметил вспышки красно-синих огоньков.
— Ну давай, служивый, попробуй! — пробормотал он и еще сильнее стиснул зубы. — Эту крошку тебе не догнать!
23 часа 59 минут
Фред Кочина гнал свой „додж" по лонг-айлендскому скоростному шоссе, когда у него спустила правая задняя шина. И он ничего не мог сделать. Подрулив к обочине и остановившись, он со злостью ударил кулаком по баранке. Вот черт! Именно сейчас она лопнула! А он еще не выехал из Куинса. Чтобы добраться до Саутгемптона, ему потребовался бы час с четвертью даже в такой поздний час, когда шоссе совершенно свободно, и это при том, что он выжмет все из своего паршивого „доджа".
Если он будет менять покрышку, то приедет еще позже. Решив попытать счастья — а вдруг ему удастся вызвать центральную диспетчерскую отсюда, находясь вне зоны связи со своим участком, он схватил микрофон полицейской рации.
— „Ц"-девятнадцать вызывает центральную, „Ц"-девятнадцать вызывает центральную.
Ну давай, давай, повторял он про себя. Он должен связаться. Если не получится…
Рация молчала. Ни звука. Затем раздался треск и опять пропал. Кочина попробовал вызвать снова:
— „Ц"-девятнадцать вызывает…
И вдруг, непонятно каким чудом, сквозь исчезающий и появляющийся треск и помехи, послышался лаконичный ответ диспетчера:
— „Ц"-девятнадцатый, центральная слушает.
Вот это да! Он распрямил плечи. Похоже, получилось! Может, там, наверху, кто-то действительно приглядывает за ним.
— „Ц"-девятнадцатому нужен вертолет.
— Извините, „Ц"-девятнадцать. Все имеющиеся вертолеты находятся в гавани на спасательных работах. Судно потерпело аварию.
Кончина снова ударил по баранке. Это был мой шанс! Ну почему не может повезти два раза подряд? И почему именно в этом деле мне постоянно мешает то одно, то другое? Как сговорились!
Несколько минут он сидел молча, пытаясь найти решение. Ведь должен же быть другой способ, чтобы быстро добраться до Саутгемптона. Интуиция подсказывала, что дорога каждая минута, какой-то внутренний голос говорил ему, что Билли Дон или любая другая женщина, оказавшаяся в это время в доме, может стать…
„Я не должен думать об этом. Даже страшно представить"…
… оскальпированным трупом.
71
Эдвина ошибалась. Внезапно наступившая темнота таила в себе гораздо большую опасность, нежели неверный призрачный свет и резкие тени, так путавшие ее еще минуту назад. Она мгновенно почувствовала свою незащищенность: глаза еще не привыкли к темноте, а света из окон дома было явно недостаточно. Что же делать? Вернуться? А может, сначала попробовать открыть входную дверь и уже потом обойти вокруг?
Опять где-то хрустнула ветка, на этот раз слева.
Она вздрогнула и повернулась в ту сторону.
— Кто здесь?
И опять в ответ она услышала лишь шум деревьев, шорох листьев и океанский прибой. Да еще насмешливое стрекотание сверчков и цикад на пруду где-то по другую сторону улицы.
Судорожно сглотнув, она решила попробовать еще раз.
— Мистер Руди, перестаньте играть со мной в прятки. Это уже не смешно.
Она подождала.
Ничего.
Пожав плечами, она медленно пошла по темной неровной дорожке, стараясь не оступиться. Дважды споткнулась и едва не упала.
Вскоре ее глаза привыкли к ночной темноте, и на чуть более светлом фоне она уже различала казавшиеся угольно-черными силуэты деревьев и кустов. Дорожка из плиток кончилась, и она ступила на еще не совсем затвердевший асфальт недавно проложенной подъездной дороги. Положив руки на бедра, она постояла с минуту, оглядываясь по сторонам.
Так, что дальше?
Найти полицейских Билли Дон, ответила она себе.
Но куда они могли поставить машину? Конечно, не против входа, это ясно: слишком открытое место для тех, кто, хочет оставаться незаметными. Чуть дальше, ближе к концу дороги. Возможно. Да. Стоит начать оттуда.
Изогнутая дугой подъездная дорога была короткой, метров двадцать — двадцать пять.
Эдвина уже почти дошла до конца, когда ей показалось, что здесь кто-то есть, даже почудился тихий смех.
Она остановилась и повернулась. Перед ней возвышался куст. Налетел легкий порыв ветра, и листья тихо зашелестели.
— Мистер Руди? — голос ее дрогнул.
В ответ — лишь вздох ветра. Лишь шорох листьев. Лишь пронзительное стрекотание цикад.
— Я же сказала вам! Перестаньте шутить! Все тихо.
Сердце Эдвины бешено колотилось, ее охватил страх. Она не помнила, чтобы когда-нибудь ей было так страшно. Он проник в сознание, в кровь, во все тело. Она ощущала его каждой клеточкой.
Ее охватило непреодолимое желание бежать, и в то же время она не понимала, почему возникло такое желание, почему в нее вселился такой ужас. Этому не было логического объяснения. Но страх оставался. Что произошло? Ну, какой-то вскрик, ну, погасло наружное освещение. Захлопнулась входная дверь. Отключился телефон. И все же желание бежать было всепоглощающим. Инстинкт говорил ей, нет — кричал! — об опасности.
