Ярослав Питерский - Падшие в небеса. 1997
– Неужели он догадывается?! Нет, я же решила! Сегодня!
* * *Лидия долго стояла под душем.
Она подставляла лицо упругим холодным струям и пыталась расслабиться. Но кофе сделал свое дело. Сердце усиленно колотилось в груди.
Что было у нее в жизни?
Что было хорошего?
Да ничего. Мама и папа, милые мама и папа только они!
Они и все!
Вся жизнь пронеслась как какое-то дешевое и мало бюджетное кино.
Мама и папа они! Они, так хотели, чтобы их дочь стала счастливой! Стала независимой и самодостаточной женщиной! И она стала ей. Но стала ли она счастлива от этого? Детей нет. Ей уже тридцать пять, эта рациональная жестокая эгоистичность! Пожить, дать пожить себе, не торопиться. Так говорили многие! Она слушала. Она понимала. И вот, потом. И вот не поторопилась. Тридцать пять. Еще немного и все будет поздно. Мама, милые мама и папа. Они так хотели ей счастья.
Она вновь вспомнила тот страшный день государственных экзаменов в университете. Тогда она предчувствовала. Тогда, она, ожидала, что беда придет. И она пришла! Быстро и жестоко, как налетает в июле грозовая туча! Автомобиль родителей протаранил грузовик. Они погибли мгновенно. Удар был смертелен. Многотонный монстр разорвал кабину «Жигулей». И она, она осталась одна, красивая юная и несчастная! Она осталась одна во всем мире! И тогда, тогда она поняла, если не найти практичного и здравомыслящего человека, погибнешь! Растворишься в этом горе потери! В этой атаке смерти! И она нашла Валериана! Нашла и решилась, хотя, хотя любила другого…
«Нет, у меня в жизни есть хорошее! Мой Вилор! Он мой! Такой родной и далекий! Почему я решила, что нет у меня в жизни ничего хорошего? А Вилор, Вилор и есть, есть это хорошее, просто я, наверное, это не замечала или не хотела замечать! А эта девушка, она пришла, пришла и напомнила. Пришла и напомнила, как все хрупко! Как все легко потерять!»
Лидия вдруг поняла, что не видела своего любимого целую вечность! Она вдруг ощутила, что соскучилась! И еще как! Они не встречались целую неделю, а то и полторы. Скрябина поймала себя на мысли, что даже забыла, когда это было? Когда?! Он звонил, а она, она пряталась. Она не хотела. Она уклонялась, капризничала. Она даже не хотела разговаривать по телефону! А он, он настаивал и ждал. Но не долго. Пропал. Она знала, он опять пьет. Или пишет. Одно из двух…
«Ах уж эти творческие личности! Как с ними тяжело! Как ними не просто! Не просто, а кто сказал, что будет просто?! Кто? А другие жены, другие женщины тех поэтов и писателей, композиторов и художников, кто знает, каково было им? Как было сложно именно им?! Все говорят и вспоминают о гениях, а о тех, кто окружает гениев, очень редко! Нет, нет, это судьба. И ее нужно принимать или нет. Я хотела ее оттолкнуть! Но!»
Лидия собралась быстро. Она вышла из квартиры совершенно преобразившейся. Лицо свежее, ни тени того, что ночь была бессонной от слез. Длинная бордовая юбка, светлый джемпер. Скрябина специально надела контрастную одежду. Такое настроение сегодня. Разное и контрастное. Но позитива должно быть больше! Больше ведь в ее жизни все должно поменяться кардинально и в лучшую сторону! В лучшую!
Лидия сбежала по бетонным ступеням подъезда, выбивая каблучками «симфонию стремительной и напористой женщины-победительницы».
Солнце ранило глаза.
Солнце накинулось на лицо, напоминая, весна, весна торопит!
Весна все торопит!
Скрябина поморщилась и, достав из сумочки солнцезащитные очки, прикрыла взгляд. Лидия не любила весну. Странно, но это так, она больше любила осень. Осень, наводит на раздумье, осень заставляет сомневаться и осень никогда не допустит ошибок, а весна, взбалмошная «девчонка», одетая в зелено-красные наряды с запахом набухших почек и цветущих одуванчиков. Весна постоянно подталкивает на глупости и поступки, за которые, потом становится лишь стыдно…
Лидия ехала за рулем своего автомобиля уверенная и сосредоточенная. Она, окончательно преобразилась в «бизнес-леди». Скрябина гордилась, что умеет управлять этой «кучей железа» не хуже мужиков, которые завистливо и похотливо смотрели на нее во время остановок на светофорах. Лидия, в эти секунды хладнокровно глядя в зеркало заднего вида, красила губы помадой. Медленно и тщательно. Мужики-водители из соседних машин, с умиротворением замирали и наслаждались этой картиной.
Скрябина отступила от правил.
Сегодня утром она впервые за десять лет не поехала на работу. Плюнула и не поехала. Она впервые в своей жизни решила сначала поработать на себя, на свое счастье! На свою судьбу!
Лидия ехала в Вилору…
Она вновь заволновалась, когда вошла в знакомый подъезд дома в центре Красноярска. Странно, но они всегда на нее наводил трепет. Старинный, построенный еще в девятнадцатом веке, дом походил, как казалось Лидии, на загадочный замок. Лепнина на стенах. Псевдо колонны и вечный полумрак в огромных подъездах с высокими протоками, витыми коваными перилами. Желтоватый кафель и главное звуки, такие долгие и принизывающие слух. Бесконечное движение звуков, казалось, они вообще никогда не утихают! Словно живут тут постоянно! Стоит лишь сделать движение и эхо, оно, как «солдат-трубач» на заре, будит: шорохи и удары, стуки и шелест. Длинное и долгое эхо!
Загадочный старинный дом…
Лидия вбежала по лестнице на третий этаж и с замиранием сердца отыскала в сумочки ключ. Его ей дал Вилор. Он дал ей ключ от своей квартиры, как символ, что она может прийти сюда, в любое время! Тут ее всегда ждут и любят! Он дал ей этот ключ в надежде, что она будет им пользоваться! Но она эту маленькую железку забросила на дно сумочки. И забыла.
Она не приняла того символа, Лидия это поняла сейчас…
– Время пришло, ну, давай! – прошептала Лидия, нашарив ключ.
Скрябина вставила желтую пластинку в скважину и попыталась повернуть. Щелчок. Хрустнула собачка. Замок был закрыт изнутри на предохранитель. Лидия прикусила губу. Сердце учащенно забилось.
«Он может быть не один. Он может быть с женщиной. Он перестал ждать, так тебе и надо…» – ужали мысли ударами в виски.
Но через секунду послышался шорох и замок щелкнул. Дверь медленно отворилась. Со скрипом, неохотно, словно, не желая ее впускать в эту, уже закрытую для нее жизнь, хозяина квартиры.
Лидия замерла.
В проеме показался силуэт человека.
Это был дед Вилора Щукина, Павел Сергеевич Клюфт.
Высокий сухой старик, с чуть сгорбленной спиной и таким нежным и внимательным взглядом. Седые, но все еще густые волосы, коротко подстрижены. Гладко выбритые, впалые, чуть пожелтевшие щеки. Но главное, какие, у этого человека были выразительные руки. Длинные, до синевы белые пальцы. И кожа, натянутая на косточках, она не смотрелась сморщенной кожей древнего старика. Нет, это была красивая мужская рука, рука пианиста на пенсии, рука дирижера на заслуженном отдыхе…
