Тереза Вейр - Лики зла
Он пожал плечами:
— В городе теперь весело, все рассказывают друг другу, что вы сантиметром меряете быкам яйца.
— Мне неинтересно знать, что они там говорят, — ответила она и сразу уткнулась в свой блокнот.
— Ну, так и какие выводы? “Господи, ну неужели нельзя поговорить на какую-нибудь другую тему?” — с досадой подумала Ларк.
— Я имею в виду, что вы выяснили — мои коровы удовлетворены или нет?
Поразительно! Он что, пришел над ней издеваться?
— Послушайте, мистер Сенатра, — начала она, решив наконец поставить его на место.
— Зовите меня Натан или лучше просто Нат, — лениво предложил он.
— Так вот, я понимаю, что вы считаете блистательной шуткой то, что вы только что сказали, но проблема гуманного обращения с животными не кажется мне такой уж забавной. Я установила наблюдение за пятью фермами, и только на вашей животные постоянно находятся под открытым небом, не имея хотя бы даже временного укрытия. Знаете, мне трудно оставаться только лишь беспристрастным наблюдателем. А что, если вдруг польет дождь, наступят холода? Куда подевалась его вальяжность?! Он выпрямился и заговорил холодно и резко:
— Сразу видать, что там, откуда вы к нам свалились на голову, вы просто обсмотрелись телевизора. Я не настолько темен, чтобы позволять поучать себя девицам, чьи мысли витают бог знает где!
Вот оно — всего одно ее слово, и он уже взбесился.
— Почему ваши конторские теоретики не следят за теми, кто не кормит свою скотину в холода, кто не поит ее и не укрывает от солнца в жару, кто не зовет ветеринара, когда животные болеют? То есть за теми, кто действительно плохо обращается со своим скотом?
Он грубо вырвал у нее из рук карандаш и блокнот и начал что-то рисовать, яростно нажимая на карандаш.
— Поймите же, животные — не люди, они требуют совсем иного обращения.
За словами последовали резкие движения руки, карандаш быстро бегал по бумаге. Закончив рисунок, он сунул ей блокнот и карандаш и вскочил на ноги.
— Вас послали следить не за тем человеком, — сказал он.
— Меня не посылали ни за кем следить, — ответила она срывающимся голосом.
На странице блокнота, под надписью большими печатными буквами, гласящей АЗБУКА ОБРАЩЕНИЯ С КОРОВАМИ, была нарисована длинноногая женщина в огромных ботинках, подносящая пучок сена к коровьему заду.
— Нахал! — закричала Ларк вслед невозмутимо удаляющемуся Натану. Он не обернулся.
Рисунок между тем был совсем неплохой — корова смотрела назад с таким выражением, словно спрашивала: “Ну что там еще за идиот?” “Вот только волосы у меня не такие всклокоченные, и ноги не такие страусиные, и коленки не такие острые, и ступни не такие огромные, — подумала Ларк и посмотрела на свои ноги. — Или я ошибаюсь?”
Глава 5
Натан добавил в бак кипятка так, чтобы вода стала чуть теплой. Потом он наполнил пластиковую бутылку до красной отметки, обозначающей объем в две кварты, насыпал туда же порошкового заменителя молока и плотно натянул на горлышко резиновую соску. Когда приспособление для кормления молочного теленка было таким образом готово, он вышел за дверь, направляясь к пастбищу, и у порога своего дома, можно сказать, столкнулся с подъезжающей полицейской машиной.
“Вот еще один подарок судьбы с доставкой на дом”, — подумал Натан.
Стоя на крыльце, он наблюдал, как полицейская машина остановилась перед крыльцом и из нее вышел Адам Трент, освещенный косыми лучами утреннего солнца, весь увешанный оружием и сверкающими бляхами, так что Натану даже показалось, что Трент, словно огромный магнит, притягивает металл.
Трент.
Но почему именно Трент? Почему вышло так, что расследованием по этому делу занимается человек, с которым они, мягко говоря, не были друзьями еще со школьных времен, с тех времен, когда Натан дружил с его сестрой. Должно быть, судьба. Злая судьба.
Иначе не скажешь.
В то время сестра Трента еще была нормальной или казалась такой, но и тогда уже вела себя странно — то была абсолютно раскованна, весела, то, наоборот, уходила в себя, и вытащить из нее хотя бы слово было сущей мукой. Он перестал с ней встречаться, решив, что так будет лучше для них обоих, тем более что их отношения не успели зайти далеко.
Однако все вышло ему боком. Она начала следить за ним, записывала в блокнот каждый его шаг — потом в ящике ее шкафа нашли больше десятка исписанных блокнотов. Потом она заявила всем, что он обещал на ней жениться и что она от него беременна.
До этого случая жизнь Натана Сенатры была легкой и беззаботной, словно летние каникулы или вечеринка в теплой компании, но Нэнси Трент научила его тому, что все твои слова и поступки имеют значение и за них придется рано или поздно отвечать.
Он предпринял попытку поговорить с Нэнси, напомнив ей, что между ними не было близости, но она ответила, что он лжет, и зарыдала. При этом она выглядела настолько убедительно, что он сам чуть было не поверил ей.
— Я беременна! — всхлипывая, повторяла она. — И ты отец моего будущего ребенка!
Он посоветовал ей обратиться к психиатру и ушел. Через час она попыталась покончить с собой.
С того времени и до сих пор ее рассудок так и не прояснился. Последние пятнадцать лет своей жизни она не выходила из разных психиатрических больниц. Думая об этом, Натан всегда спрашивал себя, виноват ли он. Если бы он сразу понял, в чем дело, догадался бы, что ей нужна помощь, и, соответственно, повел себя иначе в тот день, то все могло бы быть по-другому, не так печально.
Но Адам Трент за все, что произошло с его сестрой, винил только Натана и с тех пор возненавидел его на всю жизнь. Трента, конечно, можно было понять, но кому от этого легче?
Вот почему Натану Сенатре было очень неприятно, что расследование поручено Тренту, который, конечно, постарается сделать все, чтобы навсегда упрятать его за решетку. Сейчас Трент, вероятно, жалеет, что в штате Айова отменена смертная казнь.
Пока Трент приближался, его форменные ботинки и низ его синих отутюженных брюк намокли от густой росы, покрывавшей траву. Подойдя к крыльцу, он огляделся вокруг.
— Вижу, у тебя старенький “Томсон”, — сказал Трент, заметив трактор Сенатры, стоящий под навесом возле амбара, — “Трактор-убийца”. Сейчас уже ни у кого такого больше не найдешь.
Это была реплика, типичная для обитателя маленького городка, которому просто необходимо было потрепаться ни о чем, прежде чем перейти к сути дела. Но Сенатра ничего не ответил. Совершенно ясно, то, что жена обобрала его после развода, оставив без всего, в данном случае нисколько не облегчит его положения.
— Я не — хочу быть как все, — ответил Натан. Это вдруг оживило в его мозгу воспоминание, давно погребенное в глубине памяти: отец Трента погиб, когда именно такой трактор перевернулся. Причем, если он не ошибался, это случилось на глазах у Адама и его сестры. От такого, конечно, крыша могла поехать у кого угодно.
