Ксавьера Холландер - Осирис
Он поспешно прошел в здание. Это отметили чиновники, которые возились с различными географическими картами. Ази Мориба был тут же и успокаивающе улыбнулся Ломо.
– Что происходит? – спросил Ломо.
– Речь идет о самолете с шотландскими футболистами, ваше превосходительство, – ответил служащий аэропорта. – Его угнали. Один член экипажа сумел тайно передать об этом по радио. Вероятно, террористы хотят лететь в Энтеббе.
– Угандийцы не разрешат им приземлиться, – прохрипел Ломо.
– О, они разрешат! – вмешался Мориба. – Я им сообщил и просил сотрудничать с нами.
Ломо круто повернулся к нему.
– Что ты сделал? Я думаю, это Милос?
– Конечно, Милос, – ответил Мориба. – Не волнуйся, все идет по плану.
– Ты на это рассчитываешь?
– Да, – ответил Мориба. – Я надеюсь, они каким-нибудь образом подключатся к акции.
– А кто тебе разрешил вступать в контакт с правительством Уганды? – закричал Ломо.
– Я сам себе разрешил.
Прежде чем Ломо ответил, к нему подошел один из чиновников с бумагой в руке.
Извините, ваше превосходительство, – заикался он. – Но у нас как раз был разговор по радио с самолетом. От угонщиков поступило требование…
Ломо схватил бумагу и прочитал.
– Подождите какое-то время, а потом скажите им, что мы согласны, – приказал Мориба.
– Что ты говоришь? – закричал Ломо. – Как ты можешь говорить, что мы согласны, не зная, чего они хотят?
– Это совершенно не важно, – ухмыльнулся шеф полиции. – Просто скажи: «Мы согласны». Остальное предоставь мне.
– Они требуют освобождения заключенных из Лейк Освода. На, посмотри сам.
Он передал бумагу Морибе, но тот даже не посмотрел на нее.
– Я тебе сказал: мы согласны, – повторил он.
Ломо настороженно оглянулся. Освобождать своих ненавистных «друзей» он не стал бы никогда, от кого бы ни исходило такое требование. Но не мог противоречить шефу полиции, который имел в Саламба и еще кое-где своих агентов. Пусть Мориба в эту игру играет сам!
– Надеюсь, тебе ясно, что ты несешь полную ответственность.
– Это я всегда делаю, – засмеялся Мориба. – А теперь мы должны Милосу и шотландским футболистам, которые определенно уже наложили в штаны, приготовить… сердечный прием.
Соответственно указаниям Зулейки самолет постепенно снижался. Они летели над Кампалой, и Сандра могла видеть озеро Виктория, зеленая вода которого простиралась до горизонта. Штурман в третий раз связался с Энтеббе и попросил разрешения на посадку.
Напряжение коснулось и угонщиков. Когда Сандра шла в туалет, она видела, как один из шведов нервно кусал нижнюю губу, и заметила у него на лбу капельки пота. Только Милос, казалось, хранил непоколебимое спокойствие. Ей трудно было отвести от него взгляд. Она окликнула его:
– Почему вы нам не объясните, что все это значит?
Он обернулся и уставился на нее.
– Чего вы хотите достичь? – кричала она. – Или это щекочет вам нервы?
– Не будьте ребенком! – Улыбка исчезла с его лица. – И если вас интересует: мы требуем освобождения политзаключенных, которые содержатся в невыносимых условиях…
– Какое мне дело до вашей политики!
– Никакого, маленькая девочка. Но Ломо, кровавый старый черт, не будет рисковать футбольной командой. Если с ней что-нибудь случится, люди его линчуют. Поэтому он выполнит наше требование.
– Зачем вам это нужно? Вы же не из Саламба…
– Мне платят, – резко ответил он.
– Ах, вот в чем дело! Вы это делаете за деньги?!.
– У меня своя цена, – согласился он. – И я никогда не возьмусь за то, в чем не уверен.
– Вы – наемник?
– Я – анархист. Обо мне знают в Саламба. Когда моя работа там закончится, я продолжу ее в другом месте…
Хотя перед ней был насильник, явно рискованный смельчак, готовый на все, Сандра испытывала какое-то странное влечение к нему. Это не имело ничего общего с его политическими взглядами или моралью. Ему присуща была внутренняя сила, которая и очаровывала ее.
Курт Леве лежал в кресле напротив. Он пришел в сознание, стонал и дрожал как в лихорадке. Делая вид, что не понимает происходящего вокруг, в действительности же он внимательно прислушивался к их разговору. Этот гангстер завлекает девицу, горько подумал Леве. Милоса позвали в кабину пилотов.
– Мы подлетаем к Энтеббе, – сияя, заявила ему Зулейка. – Получено разрешение на посадку.
В этот момент они получили от диспетчера в Энтеббе указания:
– Садитесь на посадочную полосу № 12, повторяю, полоса № 12. Оставайтесь после приземления в самолете. Мы сообщим вам дальнейшие распоряжения.
– Энтеббе не самое благоприятное место для угонщиков, – мрачно заметил командир корабля.
– Вы, вероятно, думаете о случае с израильтянами? – ответил Милос. – Это было уже давно, а теперь кое-что изменилось.
– Ну что ж, посмотрим.
– У вас только одна задача: плавно посадить самолет, – приказал ему Милос и велел Зулейке сообщить пассажирам, что они после приземления должны оставаться на своих местах.
Они снижались. Сандра могла видеть озеро в лучах заходящего солнца. Вдали возникла контрольная башня. Самолет приземлился и покатил к диспетчерской. Вдруг резко повернул налево и покатил по другой полосе. В огромном самолете стало тихо. Даже Леве перестал стонать.
– Всем сидеть! – предупредил Милос.
Огни погасли, но дневного света хватало, чтобы угонщики могли видеть пассажиров. Вскоре после этого включили запасное освещение, и самолет снова ярко осветился.
Снаружи было тихо.
– Что теперь с нами будет? – запричитала пожилая женщина.
– Мы ждем, – ответил Милос.
– Нельзя ли этого человека высадить? – спросил Антонеску и указал на Леве. – Вы же видите, он тяжело ранен, его срочно нужно отправить в больницу…
– Никто не покинет самолет до моего разрешения!
Курт Леве был смертельно бледен, его повязка пропиталась кровью. Сандра чувствовала приступ тошноты, но оставалась удивительно равнодушной к раненому. «Вероятно, он умирает, – подумала она. – Я еще никогда не видела мертвых». Она знала, что это должно поражать. Разве в таких ситуациях девушки не впадают в истерику?
Прикосновение к ее руке заставило Сандру обернуться. Дональд боязливо смотрел на нее.
– Все о'кей, дорогая?
Вопрос прозвучал глупо, и она скорее всего рассмеялась бы, но почему-то лишь кивнула головой. Подняв глаза, она встретилась со взглядом Милоса. Сардоническая улыбка играла на его губах. Вероятно, он презирал тех, у кого не было его железной выдержки. И чем больше она внушала себе, что перед нею жестокий и отвратительный тип, тем сильнее чувствовала его притяжение. Это пугало ее.