Ирина Арбенина - Плохая хорошая девочка
Рисунки в книге были выполнены одной знаменитой художницей-путешественницей. Выполнены они были с натуры.
И еще я обожала в детстве истории — их мне рассказывал дядя Мирослав — о том, как эта отважная женщина, сидя перед мольбертом с грелкой на коленях и любимой собачкой, рисовала эти цветы на склонах африканских гор.
Рисунки в роскошном томе «Флора Восточной Африки» были стилизованы под старину, очень изысканны, хороши… И я до сих пор помню их в малейших деталях.
Вообще впечатления раннего детства, на всю жизнь «впечатанные» в сознание, называются импринтингом. И, говорят, здорово влияют на поступки взрослого человека. Так вот…
Вдруг подсознательно я вообще всегда стремилась к чему-то подобному? Например, с мольбертом, грелкой на коленях и любимой собачкой рисовать цветы на цветущем склоне горы? И вот теперь меня манит склон Двуглавой с его чудесными цветами. Их там такое удивительное разнообразие, что, кажется, ни один не повторяет другой. Темно-голубые и белые дельфиниумы, пурпурные лаконосы… Чем выше поднимаешься в гору, тем ярче окраска цветов; правда, на высоте они уже не такие крупные.
Меня манит склон Двуглавой и уже не слишком огорчают и страшат произошедшие со мной перемены.
В конце концов, вместо жующих «личиков» в кабаке я получила возможность рисовать прекрасные цветы.
Только-то и всего.
День девятнадцатый
Мое прекрасное времяпрепровождение разбито вдребезги.
Сегодня с утра мы с Диди не пошли рисовать цветы. А решили еще немного обследовать нашу долину.
Так вот и получилось, что мы зашли несколько дальше, чем это бывало прежде, — в еще незнакомые для нас места. И вот, пробираясь среди довольно густых лесных зарослей, мы вдруг вышли на открытое пространство.
…Очевидно, это было пересохшее русло реки. «Гладкая поверхность могла бы стать удобной дорогой», — подумала я, глядя на покрытое растрескавшейся коркой речное дно.
Продвигаясь по такой «дороге» вперед, я могла бы значительно быстрее обследовать местность. Это было, конечно, предпочтительнее, чем пробираться сквозь колючий кустарник по острой, оставляющей на коже порезы траве и россыпям острых камней.
И я собиралась уже встать на эту манящую гладкую дорогу…
Остановило меня ощущение, что на меня кто-то смотрит.
Я не ошиблась.
Это была лошадиная голова. Живые, полные страдания глаза смотрели прямо на меня.
Оказалось, что гладкая поверхность речного русла была смертельной ловушкой. Пересохшее русло реки было заполнено еще влажным илом.
Сверху подсохшая корка — а под ней таится вязкая засасывающая жижа!
Если бы я поторопилась и все-таки сделала тот роковой шаг, то моя участь оказалась бы не лучше, чем у этой лошадки.
Я ничем не могла ей помочь. А зрелище было настолько ужасным, что, подхватив Диди, я бросилась прочь.
…Очевидно, лошадь была там уже не один день. Тонны вязкого хлюпающего ила медленно, но верно затягивали попавшее в ловушку животное. Па поверхности оставалась уже только голова.
Но откуда тут лошадь, если нет людей, нет селений и жилья?
Может, это дикая лошадь? Все-таки я не настолько сильна в зоологии, чтобы понять, чем дикая лошадь отличается от прирученной, домашней.
Как она там оказалась? Возможно, сгоряча? Убегая от кого-то?
Но от кого животное убегало?!
Значит, здесь есть все-таки и те, кто охотится на «трепещущую плоть», а не только мирно пощипывает травку?
День двадцатый
Я все время вспоминаю эту лошадиную голову.
Животное явно от кого-то убегало. И было, по всей видимости, напугано до ужаса — иначе не угодило бы в смертельную ловушку!
Поэтому с самого утра я внимательно вглядываюсь в окружающие меня горы.
Мое внимание привлекает Скалистая. Местность у ее подножия, кстати говоря, совершенно не обследована мною. Гора кажется такой неприступной.
Забираться на Скалистую я тем более не решаюсь — хорошо помню про лодыжку. Не хватает мне снова «обезножить»!
Но сегодня я долго-долго рассматриваю уступы Скалистой.
И вот чудеса… Неожиданно я обнаруживаю некие пятна! Да, да, странные движущиеся пятна… Да, это так… Эти пятна, безусловно, не стоят на одном месте. Они перемещаются.
Мне даже показалось, что это было нечто белесое, червю подобное. И это «нечто», скользнув по скалистому уступу, исчезло. Может быть, в горной расселине или пещере? Снизу, на таком расстоянии, мне не видно… Был бы бинокль или подзорная труба! Потом пятно снова появилось. И опять исчезло.
Вот оно как… Я вглядываюсь в серую поверхность скал до рези в глазах.
Они исчезают, они появляются и снова исчезают…
Отчего они наводят на меня такой страх?
День двадцать первый
Все! Забыть, забыть, забыть…
Забыть о страшном, об ужасном. Забыть эту лошадиную голову и снова вернуться к своим прерванным прекрасным и убаюкивающим душу занятиям. Снова — к цветам…
Все-таки часы, которые я провела в музее природоведения в обществе профессора Горчицкого, не прошли даром.
Да, да. Благодаря им я и узнала ее… По моим скромным и довольно дилетантским предположениям, это была ярко-красная орхидея Polystachya kermesina.
Я обнаружила ее на склоне Двуглавой.
Удивительно красивый цветок. Я решила не срывать ее, боясь, что цветок потеряет свою свежесть и умрет прежде, чем я успею его зарисовать. Завтра вместе с Диди и красками с утра пораньше мы отправимся к нашей прекрасной «натурщице».
День двадцать второй
Позавтракав сандвичем с консервированным мясом и корнишонами и напившись от души кофе, я отправилась на тенистый склон Двуглавой горы, где давеча приметила удивительной красоты цветок.
Сначала я просто молча любовалась им… А потом принялась за дело.
Пока я рисовала, стая небольших красивых птиц — по-моему, это были зеленые пеночки — вдруг поднялась с земли и несколько взволнованно, как мне показалось, крича, полетела куда-то в сторону Черной.
