Елена Ларина - Гувернантка для губернатора, или История Светы Черновой, родившейся под знаком Скорпиона
В голову лезли всякие глупые отговорки, как перед сдачей нормативов на уроке физкультуры. «У меня нога болит!» Нет, лучше горло…
И обидно еще до слез. При моих данных – и не одного самого тупого комплимента, ни секунды звериного ухаживания самца за самкой. А еще в крокодиловых тапочках! Даже попросить меня раздеться, и то не соизволил. Насколько я помню, так овладевал женщинами Наполеон Бонапарт. Подписывал какие-то государственные бумаги, приходила дама, ложилась, он брал ее, не отстегивая шпаги, и опять переходил к изучению документов.
– Что такое? Мало предложил? – в спокойном голосе Поливанова даже не было нормального для мужчины нетерпения. – Так и говори. Торгуйся! Это нормально! Говори свою цену!
Только когда он заговорил о торговле, в его голосе послышалось некоторое возбуждение.
– Михаил Павлович, – сказала я, чувствуя себя Орлеанской девой, – вы взяли меня на работу в качестве гувернантки, на мне лежит множество обязанностей по воспитанию и обучению вашей младшей дочки.
Я погнала свою кобылу, еще не представляя толком, куда она меня вывезет.
– Вы меня спросили про языки, а затем про язык. И вы были совершенно правы. Можно сказать, в самую точку попали. Язык относится к тем органам речи, которые напрямую участвуют в звукообразовании…
Только не молчи, Шахерезада! Неси свою околесицу хоть до утра!
– Язык для лингвиста представляет собой часть музыкального инструмента, такую же, как для скрипача смычок. Например, для извлечения звука «t» кончик языка должен быть приподнят и прижат к альвеолам…
– К чему прижат? – переспросил Поливанов, видимо, соображая – только что я сошла с ума или уже была такой от рождения.
– К альвеолам, – спокойно повторила я и понеслась дальше: – Артикуляция имеет для английского языка важнейшее значение. Неправильное положение языка, губ, зубов, может изменить произносимое слово до неузнаваемости. Например…
– Примеров не надо, – оборвал меня Поливанов. – Переходи к выводу.
– Грубое вмешательство в тонкий инструментарий органов речи большим… – я посмотрела вопросительно на Поливанова, и он самодовольно кивнул, – очень большим предметом может испортить этот сложный механизм, необходимый для правильного извлечения звуков…
– Достаточно, – остановил мой словесный понос Поливанов.
Вот и все. Спать на новом месте мне уже не придется. Прощай, мой строгий костюм, который так шел моей фигуре! Прощай, мечта-мобильник, на который мне не заработать никогда, даже если я буду ежедневно позволять вторгаться в хрупкий мир органов речи всяким посторонним предметам!
– Ну, ты даешь! – Поливанов вдруг захохотал, откинувшись в кресле, а, успокоившись, продолжил: – Непростая ты девка. Скоро буду баллотироваться в губернаторы. Слушал тебя и думал: не взять ли ее доверенным лицом? Речи будет мне писать, в дискуссиях на телевидении выступать? А что, Свет? Красивая баба, и язык подвешен… Не дергайся насчет языка. Не хочешь делать минет – не надо. Права ты. Так тебя использовать – смычком картошку чистить…
Поливанов опять захохотал, показывая свою открытую пасть. Невольно пришла мысль об альтернативном большом, очень большом предмете.
Он замолчал, взгляд его прошелся по мне снизу вверх и обратно. Опять начинается? Переходим к другим органам? Неужели придется доказывать, что немцы разговаривают именно этим?
– Ладно, Света, – Поливанов вздохнул и стукнул ладонью по подлокотнику кресла. – Иди отдыхай, занимайся с Дианой, а там посмотрим. Да, еще вот что… Не обижайся на меня. Я человек прямой и жесткий, как этот… ха-ха… большой предмет!
Я показываю характер и все остальное
Как говорила домомучительница Фрекен Бок, ах, какая мука – воспитывать детей! Я с ней совершенно согласна, если представлять себе некоего абстрактного ребенка: вечно орущего, нудящего, капризного. Но моя маленькая Дианка – это совсем другое! Я так и не поняла: есть ли у меня педагогические способности, могу ли я ладить с детьми? Я могу ладить с конкретной маленькой девочкой, я могу дружить с Дианкой!
С утра, вместо скучной зарядки, мы устраиваем аэробику медвежат или шейпинг котят. Под какую-то дикую музыку мы бросаем плюшевых зверей под потолок, прыгаем, кувыркаемся, встаем на мостик с мишкой на животе и делаем шпагат с котенком на голове. Дианка уверена, что это упражняются ее плюшевые друзья, а мы им только помогаем.
Потом мы завтракаем с ней вдвоем, если не считать официантку Олю, которую мы не слишком беспокоим. В это время хозяин уже давно умчался по делам, а хозяйка еще не проснулась. Мы могли бы завтракать с Поливановым-младшим, но я специально затягивала время на умывание и одевание, чтобы он успел поесть и уехать в гимназию. Что-то было в нем отталкивающее. Может, переходный возраст?
На территории был специально оборудованный «детский городок» для Дианы – с маленьким теремком, горками, качелями, каруселями, качалками, лошадками и верблюжатами. Но мы почему-то предпочитали уходить в сад, ходить по дорожкам, слушать птиц. Я рассказывала ей длинные истории, используя сюжеты произведений мировой классической литературы. Детских стихов я совсем не знала, это был серьезный пробел, но как-то утром, когда мы шли с ней по садовой дорожке, я вдруг вспомнила строчки из раннего Блока:
Ты из шепота слов родилась, В вечереющий сад забралась, И осыпала вишневый цвет, Прозвенел твой прощальный привет…
– Про кого это стихотволение? – спросила Дианка.
– Про Прекрасную Даму, – ответила я. – Но вообще-то и про тебя, и про меня.
Мне пришлось обратиться к управляющему Брониславу Романовичу с первой просьбой – заказать томик стихов Блока. Наизусть я помнила только какие-то несколько первых строчек. Теперь мы вышагивали по аллеям и дорожкам усадьбы Поливановых и читали вслух цикл стихов о Прекрасной Даме, вместо «Идет бычок, качается… » Иногда мы гуляли по большому лугу, гонялись за бабочками и кузнечиками, постепенно спускаясь к озеру.
Озеро было небольшое – десертное блюдечко на огромном обеденном столе усадьбы Поливановых. На берегу – маленький сруб русской бани, чуть подальше деревянные мостки с привязанными разноцветными лодочками.
Дианка всякий раз просила меня потрогать воду – ей не терпелось открыть купальный сезон. Мне самой часто хотелось броситься в прозрачную воду и, преодолев легкий шок перехода в другую стихию, выплыть легко и размеренно на самую середину озера. Но я не могла предать Дианку, получая удовольствие в одиночку.
Пока мы плавали с Дианкой в шикарном крытом бассейне, оборудованном и горками, и вышкой. Особенную радость нам доставлял искусственный водопад, под который мы забирались, держась за руки, чтобы маленькую Дианку не смыло сильным потоком. Струи воды мяли и колотили тело, как руки массажиста.
