Татьяна Устинова - Всегда говори «всегда»
– Мить, ну что тебе от меня нужно, а?
– Ничего. Просто хочу тебя подвезти. Тебе домой или в контору?
Ольга ниже опустила голову:
– Домой. Мить, я тебя прошу…
– Ну? Проси, – Митяй ухмыльнулся.
Ольге не понравилось, как он усмехается.
– Митя! Вот честное слово, я Стасу пожалуюсь! Я ему все скажу!
– Да ла-адно. Че ты ему скажешь: он меня подвозил? Так, что ли?
– И у дома караулил, и на работу за нами ехал…
Митяй снова ухмыльнулся, дернул уголком рта.
– Оля, не говори глупостей. У нас в городе всего две дороги. Одна прямо, а другая направо. Так все друг за другом по ним и ездят!
Ольга снова опустила голову. Она не любила делать людям больно, не любила говорить неприятные вещи. Но больше ничего не остается.
– Мить, ты извини, – пробормотала она. – Но я тебя видеть не хочу.
Митяй посмотрел на нее долгим, цепким взглядом:
– А я тебя хочу.
Ольга плотнее прихватила блузку у ворота, вся сжалась.
– Митя, останови. Митя! Я тебя прошу, останови машину!
Митяй только бровью дернул.
Ольгу затрясло.
– Останови, говорю!
Она перегнулась и изо всей силы нажала на клаксон. Машина истерически заорала, на них стали оборачиваться редкие прохожие.
Митяй от нее такой прыти, похоже, не ожидал. Он притормозил, и Ольга стремительно выскочила из машины, прижимая к груди свою сумку, зашагала, не разбирая дороги, куда-то во дворы.
Сзади ее дернули за руку – резко, сильно, так хозяин дергает за ошейник собаку.
– Стой!
Ольга обернулась, вырвала руку. Глаза ее горели.
– Стас твой друг, вместе всю армию пропахали, ты у нас свидетелем был, а теперь… теперь ведешь себя, как… как… свинья.
Митяй отпустил ее, пожал плечами. Что-то у него такое было в лице, отчего Ольга не ушла. Привалилась спиной к дереву, выставила вперед сумку, будто щит. Так они и стояли посреди чужого, закиданного мусором двора.
– Знаешь, Оль, – Митяй пнул носком ботинка валяющуюся под ногами смятую банку из-под пива, – я-то еще не так чтоб полная свинья. Я только начинающая. Поросенок, можно сказать.
– Мить, я пойду, ладно?
Митяй ее будто бы не слышал. Посмотрел в лицо.
– А почему ты не спрашиваешь – кто тогда свинья?
– Потому что я вообще не желаю тебя слушать.
– Боишься? Бои-ишься. И прячешься потому, что боишься. Как африканская птица страус.
«А ведь он прав, – подумала Ольга. – Я боюсь. Сегодня весь день только этим и занимаюсь. Боюсь и старательно пытаюсь себя убедить, что бояться нечего».
– Сам ты африканская птица, – сказала она с досадой. – Митя, ты бы лучше Стасу помог.
– Стасу? А что такое?
– Не знаю. Какие-то… Какие-то ребята бритые приезжали… Во второй раз уже. Стас ничего не рассказывает, но я и так вижу: у него проблемы. А ты все ходы-выходы знаешь…
– Сам разберется, не маленький. Он у меня совета не просил.
– Ты же друг.
– Я-то? Я друг.
Ольга покрепче прижала к себе сумку, опустила глаза.
– Мить, ты не карауль меня больше, ладно? – попросила Ольга. – Стас увидит, беда будет…
Митяй посмотрел куда-то в сторону.
– Она и так будет, Оль.
– Кто? – не поняла Ольга.
– Беда. Ладно, пока.
Митяй повернулся и пошел обратно, через дворы к своей машине. Ольга смотрела ему в спину, и ей почему-то стало холодно, хотя одета она была тепло и по погоде. Снова кольнуло предчувствие беды. Когда-то в школе им рассказывали, что животные чувствуют приближение цунами и землетрясений. Собаки начинают выть, коты прячутся, канарейки в клетках словно сходят с ума и хлопают крыльями. Может, и она так же? Как те канарейки?
* * *Длинный полутемный коридор был пуст. Только мигающие лампочки под потолком да двери по обеим сторонам. Холодно. Чуть-чуть, едва уловимо, пахнет плесенью. Где-то бренчит расстроенное пианино. До Ольги доносятся обрывки фраз:
– Талант, талант! Несомненный талант-с!
– Все красоту наводишь?
– Я что, не могу подарок купить?
– Не всамделишный медведь!
– Да не первый раз уже…
И вдруг – громко, как из репродуктора, над самой головой:
– Ольга Михайловна Громова! Прослушайте сообщение! Вас ожидает беда. Повторяю: Ольга Михайловна Громова!
Ольга не хотела этого слушать. Она быстро пошла дальше, распахнула первую попавшуюся дверь и оказалась где-то за городом. Неподалеку текла речка, цвели васильки… На берегу Ольга увидела бабку с замотанными в пакеты саженцами. Она уже видела ее, только вот не могла вспомнить, когда и где. Ольга пошла к бабке, чтобы спросить, как выйти к станции, издали махала ей рукой, обрадовалась – наконец кто-то подскажет, где дорога, наконец она сможет вернуться домой… Ей ведь надо торопиться, ее дома дети ждут! И Стас скоро с работы вернется. Она должна успеть накрасить губы…
– Здравствуйте! – закричала Ольга издали. – Извините, не подскажете, как к станции пройти?
Бабка глянула на Ольгу из-под платка, кивнула и поманила рукой за собой, в маленький летний домик, стоявший тут же, рядышком. Правда, Ольга не помнила, чтобы этот домик был здесь раньше.
Бабка стояла на пороге, улыбалась, махала рукой – давай, мол, скорей! И вроде бы даже пахло из домика молоком и баранками – вкусно, как в детстве. Бабка снова махнула и скрылась в дверном проеме. Ольга заспешила, перескакивая через ступеньки, взбежала на крыльцо, потянула на себя дверь…
За дверью было темно. Запах баранок сменился плесневым духом, вонью лежалых сырых тряпок. Ольга стояла в огромной темной комнате. Прямо напротив мутно, словно глаз под бельмом, поблескивало большое зеркало в тяжелой раме. Ольга подошла к зеркалу. Почему-то она знала, что вот сейчас стекло пойдет трещинами, осыплется на пол миллиардом осколков. И она так и не сможет увидеть свое отражение. Отчего-то это было очень важно – увидеть отражение…
Зеркало не растрескалось. Но вместо себя Ольга увидела в нем давешнюю бабку. Бабка так же приветливо улыбалась и возилась вроде бы с саженцами. Прислушалась, подняла глаза и тихо сказала: «Беда будет». И тогда Ольга рассмотрела наконец, что вовсе у бабки в руках не саженцы, а какие-то окровавленные ошметки… От ужаса Ольга закричала и проснулась.
Луна светила сквозь незадернутые шторы. Ольга сидела на диване в гостиной, согнувшись пополам, тяжело дышала, во рту – кислый привкус страха. И в доме – ощущение беды. Что-то случилось. Что-то случилось, это совершенно точно. С кем-то из ее близких, из самых любимых.
Ольга вскочила, споткнулась о валяющиеся рядом с диваном шлепанцы и со всех ног кинулась в детскую. Господи! Добрый боженька! А если их там нет?! Если вместо детей – кровавые ошметки по комнате?
Она распахнула дверь детской, почти уверенная, что Мишки и Машки нет на месте. И тут же обругала себя последними словами. Ну разве можно быть такой паникершей? Вот они. Спят в своих кроватях. Машка своего любимого плюшевого слона к животу прижимает… Ольга поцеловала детей, едва сдерживаясь, чтобы не стиснуть изо всех сил – нельзя, разбудишь. Перекрестила. Закрыла тихонько дверь. От сердца отлегло. Беда ушла.
