Лорен Хендерсон - Заморозь мне «Маргариту»
И хотя работы было по горло, любопытство, как всегда, победило. Как могла я пропустить сцену возвращения блудной дочери?
Я сразу поняла, почему Сьюзан Хигсон выбрала себе такой псевдоним. Если бы она была блондинкой с зелеными глазами, ее бы называли Примулой; если бы яркой брюнеткой – то Розой; но облаку пушистых темных волос, подчеркивающих ее миниатюрность, и глазам цвета анютиных глазок в росе, имя Фиалка подходило идеально. На ней был облегающий кардиган, точно такого же оттенка, как ее сине-фиолетовые глаза; половина перламутровых пуговичек расстегнута, являя заинтересованным взорам кружевное белье; бежевые, немного расклешенные брюки нежно облегали бедра. Шелковый шарф вокруг шеи идеально сочетался с брючками. Своими высокими прямыми каблуками и гирляндами тонких серебряных украшений Фиалка напомнила одну мою старинную подружку из Азии: такая же хрупкость, такая же буйная грива волос и такое же мелодичное позвякивание тонких браслетов.
– Пожалуйста, прости меня, пожалуйста, – нежно говорила актриса, держа Мелани за руки.
Они стояли на сцене, в декорациях нынешней постановки «Кто боится Вирджинии Вулф?»[34]: наклонный пол, книжные полки, ковры из искусственного меха и кожаные кресла. За ними, развалившись в креслах, с интересом наблюдали Баз и главный электрик, имя которого я забыла.
– Мне так стыдно, так стыдно! У меня был жуткий, жуткий кризис. Не знаю, смогу ли я это объяснить…
– Попробуй все же, – предложила Мелани. Голос ее был полон дружелюбия. Но мне показалось, что это дружелюбие Фиалку не обмануло.
Она впилась взглядом в лицо режиссера так, будто смотрела через прицел винтовки.
– Я знаю, ты сердишься на меня, – покаянно шептала Фиалка. – И как ты можешь не сердиться? Я должна была позвонить, я знаю, я должна была, но мне казалось, будто весь мир обрушился на мою бедную голову! – Она сделала широкий жест – зазвенели браслеты. – Ах, из Гоа[35]дозвониться невозможно.
– Фиалка бренчит, как бубенчики на санях Санта-Клауса, – прошептал Хьюго мне на ухо.
Мы стояли за правой кулисой, у стола помощника режиссера. Я высовывалась из-за огромного черного задника. Хьюго оказался более изобретателен – он укрылся за марлевым окошечком, через которое актеры обычно караулят свой выход. Отличный наблюдательный пункт.
– Там кто-то есть? – спросила Фиалка, резко обернувшись в нашу сторону. Слух у нее, похоже, острый, как у кошки.
На сцену с глупым видом вышел Салли, за ним последовали мы с Хьюго. Я оказалась здесь впервые, хотя несколько дней назад Баз показал мне театр. Хорошо, что на ногах старые шипастые башмаки, – на таком покатом полу устоять можно только чудом. Как актеры умудряются не ломать себе ноги – выше моего понимания. Фиалка на трехдюймовых каблуках явно чувствовала себя на сцене как дома. Она быстро поздоровалась с Салли и Хьюго и внимательно посмотрела на меня.
– Фиалка, это Сэм Джонс, наш штатный художник, – сказал Хьюго. – Делает подвесные декорации.
– А-а, понятно.
Фиалка сверкнула в мою сторону фиолетовыми прожекторами и решила, что особа в истрепанных джинсах и майке не стоит внимания. Послав Хьюго и Салли ослепительную улыбку, она полностью сосредоточилась на Мелани, а нам досталась роль мутной массовки. Фиалка играла сцену только для режиссера. Я заметила, что, несмотря на свое «стандартное произношение», обязательное для актеров и ведущих программ Би-би-си, она ухитрялась выделять кое-какие слова особым, едва заметным акцентом – фирменный знак девушки из высших слоев общества.
– Ах, клянусь, обещаю! Обещаю, что больше этого не повторится. Никогда в жизни! Я очень, очень хочу играть в твоем спектакле, дорогая Мелани. Я так радовалась, что у меня появилась возможность работать с тобой… – Фиалка испустила долгий, выразительный вздох. – Как я могу убедить тебя? Как?
Она заглядывала в лицо Мелани, остававшееся спокойным, доброжелательным и невозмутимым. И тут из зрительного зала послышался голос:
– Фиалка? Давно не виделись!
Фиалка развернулась на каблуках и для большей выразительности встряхнула головой так, что локоны, взметнувшись в воздух, роскошным облаком опустились на плечи.
– Тренируется для рекламы шампуня, – сообщила я Хьюго и Салли.
– Филип? – спросила она, вглядываясь в зрительный зал. – Боже, сколько лет, сколько зим! К сожалению, ты появился в самый разгар жуткой взбучки. Я вела себя отвратительно, и Мелани страшно зла на меня. Представляешь, я удрала в самоволку на целую неделю, да еще в самом начале репетиций. – Фиалка обхватила себя руками, словно пытаясь согреться. – Я понимаю, как это нехорошо, честное слово, понимаю.
Филип Кэнтли поднялся из зала и тут же оказался в центре мизансцены – благодаря не столько своей актерской стати, сколько власти, которой был наделен в этом здании. Титул художественного директора висел на нем, как золотая цепь на шее бургомистра.
Прежде всего, как того требует табель о рангах, он кивнул Мелани:
– Все в порядке?
– Да, спасибо. Мы собрались обсудить декорации. – Она жестом показала на База и главного электрика.
– А Фиалка?
– Ах, я только что примчалась! Прямо из аэропорта.
– Так нельзя, Фиалка, – строго сказал Филип Кэнтли. Его седеющие волосы были собраны на затылке в куцый хвостик, на шее болтался шелковый платок, небрежно завязанный, как у денди восемнадцатого века. Недоставало лишь трости с серебряным набалдашником, которую можно было бы крутить в руке. Глаза Филипа, темные и плоские, как косточки ядовитого фрукта, остановились на актрисе. Фиалка испуганно отпрянула к книжному шкафу.
– Подобный непрофессионализм в этом театре не поощряется. Мелани имеет полное право лишить тебя роли, и я не смогу ей помешать. Режиссер здесь она, а не я, и вся власть принадлежит ей.
– Ах, знаю, Филип. – Фиалка повесила голову.
– Что скажете, Мелани? – Филип Кэнтли повернулся к режиссеру.
Что ж, обработал он Мелани искусно: заострил внимание на ее независимости и не оставил никаких сомнений насчет собственных желаний. Впрочем, не верилось, что Мелани позволила бы навязывать себе какие-либо решения. Я постепенно превращалась в одного из ее оруженосцев.
Хьюго, наблюдавший за сценой с нескрываемым удовольствием, бросил на меня взгляд. Мы явно думали об одном и том же.
– Даю тебе испытательный срок, Фиалка, – спокойно сказала Мелани. – Одна неделя. Во-первых, ты должна приходить вовремя на каждую репетицию. Во-вторых, мы дополнительно поработаем над твоими сценами. Потом я приму окончательное решение.
