Элеонора Мандалян - Крапленая (СИ)
Очередная встреча с посредником была запланирована на середину зимы, на Кипре. Ломов, поглощенный заключением куда более выгодного контракта с отечественным алигархом, поручил Кате самостоятельно провернуть второстепенное, но отнюдь не лишнее дельце.
Это был именно тот шанс, которого она ждала. Недели, отделявшие ее от вылета на Кипр, Катя не теряла даром. Она открыла себе счета сразу в нескольких международных банках. А затем, подделывая подписи – не только самого босса, но и его состоятельных клиентов - принялась методично перекачивать небольшие суммы денег с их счетов на свои. Она знала, что нужно делать и как, чтобы операции эти не обнаружились раньше времени.
В тот знаменательный для Кати день на дворе злобствовал январь, загоняя людей в дома, подъезды, подворотни. Он свистел ветрами, трещал морозами, навешивая на провода, на голые ветви деревьев, на еловые лапы тяжелые гирлянды сине-белых игл, заковывая оконные стекла в замысловатые узоры, прячась под парошей коварным ледяным настилом.
«Мети себе, мети, - усмехалась Катя, балансируя на скользком тротуаре по пути к машине и пряча свой уродливый нос в меховой воротник. – Дотерплю уж как-нибудь. Мало осталось.» Ломов только что собственноручно передал ей кейз, в котором аккуратными пачками были уложены несколько сот тысяч долларов наличными, предназначавшиеся посреднику в качестве комиссионных.И вот Сашок уже вез ее на хозяйском джипе по заснеженному Ленинградскому шоссе в Шереметьево.
«Сашок»! Этот высоченный, бритоголовый детина с косой саженью в плечах и остекленевшими глазами меньше всего соответствовал своему уменьшительно-ласкательному имени. Подобно Медведю, он ни с кем не сближался, сам первым никогда ни с кем не заговаривал. Что же касается Кати, то ее он, что называется, в упор не видел, и она отвечала ему тем же. Сотрудники его побаивались, и были немало удивлены, когда года три назад этот непробиваемый человек-скала привез в Москву из своего села девушку, подругу детства, и женился на ней. А совсем недавно Сашок вдруг появился в офисе с двухлетней малышкой на руках. Ни слова не говоря, он усадил ее, как куклу, на стол секретарши и победоносным взглядом обвел лица сотрудников, демонстрируя им свое сокровище.
В аэропорту, против своего обыкновения, Сашок не спускал с Кати глаз, не отходя от нее ни на шаг. Она понимала, что пасет он не ее, а деньги босса, покоящиеся в кейзе. Он проследил за тем, чтобы она без осложнений прошла таможенный контроль и стоял среди провожавших до тех пор, пока она не скрылась «за кордоном».
В самолете Катя сидела прямая и застывшая, будто в нее вбили кол, не шевелясь, не глядя по сторонам. Нервы ее были на пределе. Каждую минуту она ждала что вот сейчас чья-то железная рука вцепится ей в плечо и такой же железный голос выплюнет в ухо роковое «Пройдемте». Но, этого к счастью не произошло. Самолет благополучно поднялся в небо. Расслабившись, Катя откинулась на спинку кресла. Конечно, это вовсе не означало, что все уже позади. До поры до времени она нигде не могла чувствовать себя защищенной и прекрасно понимала, что затеяла игры с человеком, с которым вести себя подобным образом смертельно опасно. Да только ведь и терять ей было особенно нечего. Жизнью своей она никогда не дорожила. Ну кому, скажите на милость, нужна такая жизнь. А следовательно стоило рискнуть.
Равнодушно глядя через иллюминатор на укрытые белым саваном подмосковные поля и леса с малахитовыми вкраплениями елей, на скованные льдом озера и реки, Катя думала с грустным злорадством: «Радуйся, неласковая родная земля. Я покидаю тебя. Возможно, тебе никогда больше не увидеть своей поршивой овцы - обиженной и обделенной. По крайней мере, не увидеть в том облике, в каком ты меня сотворила. Прощай и ты, мама. Я с детства ненавидела тебя за то, что ты произвела меня на свет такой.»
На соседнем кресле сидел молодой человек. Из-под приспущенных ресниц Катя украдкой разглядывала попутчика. Его мужественное, монументально вылепленное лицо напомнило ей микеланджеловского Давида. Рельефно очерченный чувственный рот, казалось, был создан исключительно для поцелуев и признаний в любви. Несколько часов они будут вот так - бок о бок, сидеть в тесных креслах, соприкасаясь коленями и локтями. Окажись на ее месте другая – привлекательная женщина, между ними неприменно завязалось бы знакомство, возможно даже роман. Но молодой бог, усаживаясь в кресло, скользнул по лицу и фигуре соседки скучающим взглядом и больше ни разу не повернул в ее сторону головы. Нет, Катя не обидилась. Она к этому давно привыкла.
Чем дальше на юг летел самолет, тем все больше и больше красок добавляла Природа в бескрайний ковер, стелившийся под его крылом, пока почти полностью не вытеснила с него белые пятна, оставив их лишь для горных вершин. Катя отказалась от предложенного стюардами завтрака. Когда она отказалась и от обеда, «Давид» покосился на нее с любопытством, но так ничего и не сказал.
Пролетев над Азовским морем, самолет надолго завис над Черным. После нудной, всепоглощающей белизны бесконечных российских зим, его глубокая трепещущая синева действовала как бальзам... Катя, вынырнула из своих мыслей или полудремы, когда их начало трясти так, будто они не летели, а ехали на телеге по камням и ухабам. Она заглянула в иллюминатор – под ней расстилилась Малая Азия. «Все ясно. Горы! Воздушные ямы, турболентность и прочее. Счастливчик Давид.» Ее сосед, не замечая болтанки, крепко спал. Продолжалось это довольно долго, вплоть до Таврского хребта с его высоченными, увенчанными снежными фесками вершинами. А потом под ними снова разверзлась морская гладь, на сей раз – средиземноморская, и почти тут же возник на горизонте остров – конечная цель ее перелета. Этакая большая гитара, указующая грифом на Турцию. Синее море с кружевом прибоя, желтые пляжи, зеленые долины и припорошенные снегом верхушки гор – меленький рай на пересечении четырех дорог, соединяющих Африку, Европу и Азию.
Самолет приземлился в самом сердце Кипра, в аэропорту Ларнака, откуда, как она знала, чуть больше 30 км до Никосии. Там же, в аэропорту, Катя поспешила выкупить авиабилет на Париж, тайком заказанный ею из Москвы, и только после этого взяла такси.
Местные жители говорили здесь либо на греческом, либо на турецком – языки, которых Катя не знала. Но можно было объясниться и на английском. Она попросила отвезти ее в отель «Клеопатра», где Ломов собственноручно зарезервировал для нее номер.
Солнце, укутавшись в мохнатые, тяжелые тучи, как в шубу, даже носа не желало показать, не то что улыбки. День был неприветливо серый, дождливый. И все же глаза Кати жадно впитывали сочную зелень горных склонов и равнин, обрамлявших дорогу.
