Барбара Майклз - Призрак Белой Дамы
Но все же он не чувствовал себя действительно непринужденно со мною, и я начала подозревать, что беседы с моей теткой столь же мучительны для него, как, по ее словам, и для нее. На самом деле сражения доставляли ей удовольствие — она была воинственной старой дамой, не падавшей духом при ссорах. А мистером Бимом руководило только чувство долга. Я невольно прониклась восхищением к чувству ответственности, которое толкало его на длительные неприятные стычки. Он был моим опекуном и слабо разбирался в добрых намерениях моей тетушки. Со своей стороны, он был полон решимости проследить, чтобы меня не обманывали. В целом у него был замечательный характер, единственными недостатками которого были некоторая холодность и отсутствие воображения. Однако его безупречная честность оказалась для меня столь же роковой, сколь и подлость тех, кто привел меня к краху.
Тетя упоминала, что мистер Бим остался холостяком из-за несчастной любви. Давным-давно он любил даму, которая вышла за другого. Как рыцарь в старину, он остался верен утраченной любви, и сейчас, когда она была уже вдова и находилась в стесненных обстоятельствах, он радовался, что может помочь ей единственным способом, какой позволял ему такт, — через ее сына.
Иногда я видела мистера Джонатана, хотя и не по своей воле. Его отправляли развлекать меня каждый раз, когда старшая пара обсуждала деловые вопросы. Более близкое знакомство только укрепило мои первые впечатления. Он был очень странный молодой человек. Иногда мне казалось, что он любуется мной; он мог сидеть неподвижно, глядя на меня, когда думал, что я его не вижу. А потом снова мог наговорить грубостей, Он отпускал обидные замечания о моем уме или отсутствии такового, и, казалось, он принял решение улучшить его своими радикальными идеями. Его рассуждения обычно были мрачными и почти всегда скучными. Утомительные статистические сведения о безработице в деревне, длинные выдержки из экономических книг, критика собственной профессии — из этого состояли разговоры, которые навевали на меня невыразимую скуку.
Был все-таки один повод, по которому замечания мистера Джонатана производили на меня впечатление. Они были мрачными, но не скучными. Это неожиданное столкновение произошло в начале декабря. Оно памятно мне по многим причинам.
На улице валил снег, мало напоминавший мягкие белые хлопья, украшавшие зимнее небо в Кентербери. Копоть и дым так затуманили небо великого города, что даже хлопья снега были черными. День выдался мрачный и темный, мы вынуждены были рано зажечь свечи. Барон Клэр собирался зайти с визитом.
Мечтая о Фернандо, я не сразу заметила, что тетя на этот раз готовилась к встрече более тщательно, чем обычно, а когда она велела мне переодеться, я поинтересовалась, зачем это нужно.
— Мистер Бим собирается зайти, — объяснила она. — Он хочет познакомиться с Клэром.
Мы уже находились в столь близких отношениях, что тетя обращалась к нему, опуская титул. Я знала, что предвещает эта встреча. Я медленно поднялась к себе и переоделась.
В эти дни у меня постоянно побаливала голова. Все признавали, что в Лондоне очень нездоровый воздух. В палате общин заседали с закрытыми окнами, потому что зловоние, шедшее от реки, протекавшей под стенами собора Святого Стефана, могло заставить замолчать самого крепкого оратора. Большинство улиц утопало в грязи, открытые сточные трубы проходили прямо по мостовым. Не прошло и пяти лет с тех пор, как в городе свирепствовала холера, а тиф был ежегодным гостем.
Я ничего об этом не знала. Я знала только, что для моей тети открытое окно — злейший враг и что бывали дни, когда я так сильно хромала и была столь слаба, что едва могла двигаться.
В тот день Клэр прибыл рано с огромным букетом для меня и коробкой французских конфет для тети. Его обычно бледные щеки слегка порозовели. Никаких других следов волнения не было заметно в его поведений. Своим медленным прекрасным голосом он вел разговор на общие темы. После обеда мы расположились в гостиной, а тетя готовила чай, когда дворецкий объявил о приходе мистера Бима и его помощника.
Тетя что-то проворчала. Она не слишком нуждалась в обществе мистера Джонатана, но ей необходим был мистер Бим, и, когда она поднялась поздороваться с ним, она была очаровательно любезна с обоими.
Порыв воздуха ворвался в комнату из холодного холла с вновь пришедшими. Это несколько оживило меня, томно сидевшую на диване, и я с удивлением увидела, что молодые люди сразу невзлюбили друг друга. Клэр пожал руку мистеру Джонатану с непередаваемой снисходительностью. По его виду казалось, что он понюхал что-то отвратительное.
Джонатан был одет очень тщательно. Его буйные волосы были насильно примяты, галстук повязан так туго, что, казалось, задушит его. По сравнению с уравновешенностью и безупречным платьем Клэр он был в невыгодном положении. Он выглядел не на десять, а на двадцать лет моложе и, казалось, не представлял себе, что делать со своими руками и ногами.
Натянутое рукопожатие Клэр привело его в такое замешательство, что он сел слишком резко, едва не свалившись с края дивана. В результате его длинные конечности перепутались, что не могло улучшить его настроение, и он уселся, свирепо глядя на Клэр, будто считал его повинным в своей неловкости.
Я не запомнила, с чего начался спор, но уверена, что это вина Джонатана. Он был готов возражать против всего, что сказал Клэр, а тут еще предмет разговора был близок его сердцу.
Мы говорили о погоде, казалось бы, на совсем безобидную тему, и мистер Бим, кашляя, жаловался на загрязненный воздух и выражал надежду, что не случится вспышки болезней.
— Холера в тридцать втором, тиф в тридцать девятом, — сказал Джонатан с мрачным удовольствием. — Следующая эпидемия всего лишь дело времени.
Клэр поднял бровь.
— Конечно, это излишне пессимистическая точка зрения, — медленно выговорил он, — не стоит волновать дам, знаете ли.
— Дамы точно так же подвержены холере, как и мы с вами, — пылко возразил Джонатан. — Если женская доброта не заставляет их ненавидеть те отвратительные условия, которые вызывают заболевания, то собственные интересы могут заставить их предотвратить это. Условия, вызвавшие прошлые эпидемии, не изменились.
— А, я понял. — Клэр поднял бровь. — Вы из тех молодых — э-э-э — энтузиастов, которые оплакивают бедный угнетенный рабочий класс.
— Вы не видите причин для беспокойства?
— Меня не беспокоит политика, — сказал Клэр с самым тонким презрением.
Джонатан действительно пытался держать себя в руках. Он перекладывал чашку с чаем из руки в руку, словно боясь обжечься, но, кроме этого да еще покрасневшего лица, ничем не выказывал своего раздражения.
