Екатерина Гринева - Герой-любовник, или Один запретный вечер
– Понятно. – Глаза Дениса сузились. – Может, мне с этим гадом по-своему разобраться?
Я рассмеялась.
– Лучше не вмешивайся. Он склочный и вредный. Бывший юрист. Сейчас без работы; одна жена вкалывает.
Денис стоял на веранде, вытянув руки вдоль тела. Около него мгновенно образовалась внушительная лужица.
– Мы так и будем в темноте стоять? – прохрипел он. – Зажги свет.
– Я босюь, – призналась я. – Вдруг громыхнет и прямо в дом.
– Так и сидишь здесь без света? Я думал: ты спишь? Смотрю: окна темные…
– Нет. Так и сидела.
– Меня ждала?
Я хотела сказать, что совсем забыла о нем, терзаясь страхом за Эву и ее малышку, но глядя на него – большего, насупленного, соврала:
– Ждала.
– У меня фонарик есть в кармане. Я с собой его захватил, когда машину бросил.
Денис достал из кармана фонарик и включил его: ярко-желтые всполохи заметались по стенам.
– Слушай! – вплеснула я руками. – Тебе нужно срочно переодеться и выпить чай с малиной, иначе ты точно простудишься. А я буду виновата в этом. Сиди на табуретке – я мигом.
Я побежала на второй этаж, где в шкафу лежал старый отцовский свитер, который за время ношения сильно вытянулся и мог подойти Денису, хотя по сравнению с моим отцом он был намного крупнее и выше.
– Вот, – вернулась я с отцовским свитером в руках. – Больше ничего нет. Если он не подойдет…
Денис стянул с себя футболку. На его спине был шрам, который начинался под лопаткой, а заканчивался у поясницы. О его происхождении Денис распространяться не хотел.
– Это все, девочка моя, дела муторные, боевые. И тебе вникать в них не стоит, – обычно говорил он в ответ на мои расспросы.
Странное дело, что с Денисом я всегда чувствовала себя девочкой, хотя он был старше меня всего на два года.
Он стал натягивать свитер, но тот оказался ему мал.
– Подожди, я поищу рубашку отца.
Рубашка Денису подошла.
– Теперь полный порядок, – с удовлетворением кивнула я – Экипировка полная. Садись. Буду чаем поить. С малиной.
Я поставила чайник на плиту и достала из холодильника банку варенья. Несмотря на все средства от простуды, начиная с новомодного эфералгана упса и заканчивая отечественным аспирином, я по-прежнему каждое лето варила малиновое варенье, как это делала моя мать. Она всегда говорила, что малина – лучшее средство от простуды.
– Сань! – Денис притянул меня к себе и уткнулся в грудь. – Санька!
– Чего! – мне было ужасно неудобно. В одной руке был банка с вареньем, в другой – большая чашка, которую я специально купила для Дениса.
– Да поставь ты эту банку.
Он взял банку и поставил на стол. Потом – чашку.
Он посадил меня к себе на колени и поцеловал в шею. Его рука скользнула по плечу.
– Чего? – повторила я и тут же устыдилась своего дурацкого вопроса. Но к нежностям я не была расположена, хоть убей.
Он отстранился от меня и слегка усмехнулся.
– Не момент?
– Не момент. – Я соскочила с колен и ухватилась двумя руками за банку. – Давай как-нибудь в другой раз.
Та минуту прошла, и мы оба поняли это.
Я с преувеличенным стараньем стала накладывать варенье на блюдце и громко спрашивать: какой ему заварить чай – простой или с бергамотом. Он, сердито мотнув головой и сказал, что простой. Но этот вопрос я могла и не задавать. Я прекрасно знала, что Денис не признает чаи с добавками. Но мне надо было чем-то заполнить неловкую паузу, которая возникла после…
Я подумала, что своими хозяйственными хлопотами, танцами около плиты, соленьями-вареньями многие женщины компенсируют нехватку в семейной жизни секса и страсти. Своего рода сублимация. Только у творческих людей энергия уходит в искусство, а у простых – в кухню и дом…
А потом женщины удивляются, что муж находит на стороне любовницу и как-то разом забывает про домашний очаг, который ему возводили в течение многих лет. Очаг рушится как карточный хлипкий домик и раздаются горестные вопли и жалобы на стервеца-подлеца, связавшегося с другой…
– Эвы нет, – сказала я, наливая себе чай с мятой. – Где она?
– Объявится. А не объявится, так и не надо.
– Интересно, – сказала я, подцепляя листик мяты ложкой, – а каким макаром этого француза занесло в наш город?
– Ты же говорила, что он – турист.
– Предполагала, – уточнила я, отправляя мяту в рот.
– Как корова, – сказала Денис, отбирая у меня половину листика.
– Обожаю мяту.
Скривив рот, он съел отобранный листик.
– Ты же не любишь мяту, – удивилась я.
– Полюблю, – мрачно пообещал Денис.
И тут я поняла: ему хочется как-то приобщиться ко мне, пусть даже с помощью этого дурацкого листочка, вроде мы едим одну пищу, сидим за одним столом…
Бесчувственная ты, Александра! – пожурила я себя. – Человек к тебе тянется, а ты…
Если говорить честно, то я не понимала, почему я не влюблена в Дениса – он симпатичный, заботливый, надежный. А между тем, секс с ним больше похож на скучную обязаловку, и я никак не могу относиться к Денису иначе, чем к брату. Похоже, что я страдаю элементарной фригидностью, решила я. В женских журналах много пишут на эту тему. Сейчас это не такое уж редкое явление.
– А ты помнишь, как мы познакомились? – хриплым голосом спросил Денис.
Я вскинула на него глаза.
– Помню.
Это было два года назад. В мае. Тогда еще только-только прошли весенние холода – и первые теплые деньки застали население города врасплох. Все разом бросили свои домашне-будничные дела и бросились на природу: жарить шашлыки, рыбачить, тусить и вообще расслабляться по полной.
Я не собиралась никуда уезжать – я навещала свою школьную учительницу, которая позвонила мне и попросила купить ей в аптеке лекарство и привезти домой. Ее дети уехали в другой город к отцу, а она внезапно слегла, и поэтому обратилась ко мне.
Визит к Марье Петровне затянулся – просто приехать и отдать лекарство не получилось. Она стала расспрашивать меня о моей жизни – я вертелась как на иголках, так как хвастаться особо было нечем, и тогда я предприняла весьма рискованный шаг: спросила ее о детях. И здесь на меня обрушились мегатонны информации – как я выбралась из-под этих завалов, сама не знаю…
Когда я стала собираться домой, то было уже начало двенадцатого. От предложения заночевать я категорически отказалась.
Дорога к моему дому проходила через небольшой сквер. Было уже совсем темно, и фонари горели только по бокам буйно разросшихся кустов. А посередине – черная пустота-дырка, идти через которую было особенно боязно и страшно. Но выхода не было и я почти бегом направилась через сквер, словно у меня за спиной внезапно прорезались крылья. Перед самым выходом из сквера, обозначенным неработающим фонтанчиком и двумя покосившимися скамейками, мне попалась пьяная компания, с которой я собиралась быстренько разминуться. Но у компании в отношении меня были совсем другие планы. Трое подвыпивших юнцов настойчиво пытались выяснить, как мое имя и «почему я ломаюсь, отказываясь с ними выпить». Я уже прикидывала маневры к отступлению, собираясь повернуться к ним спиной и дать стрекача, как вдруг услышала, что рядом прогудело спокойное:
