Елена Арсеньева - Дамочка с фантазией
– Ты как? Тебе плохо? – спрашивал Залесский с таким искренним ужасом, что Валентине захотелось обнять его и успокоить, как маленького. И при этом непременно надо, чтобы и он ее обнимал и успокаивал, как маленькую.
– Ничего. Я вдруг, кажется, заснула… – зевнула она, придерживая его все еще машущую руку, но не собираясь признаваться, что сейчас, после минутной дремы, чувствует себя несравненно лучше.
Залесский посмотрел на жену уже спокойней и легонько коснулся губами ее лба, над которым вздыбилась растрепавшаяся челка.
Комзазев наблюдал эту супружескую сцену с тем же выражением, с каким Маленькая Разбойница в сказке Андерсена бурчала: «Телячьи нежности!» Поджал губы и с явным усилием выдавил милосердное:
– Ладно, так и быть, на сегодня закончим. Можете идти, только протокол подпишите. Если понадобитесь, я вас вызову. То есть я вас определенно вызову, так что будьте готовы.
Валентине едва удалось сдержаться и не взвиться радостно со стула, а подняться медленно, с усилием, подчеркнуто опираясь на руку мужа.
– Давайте свой протокол, – простонала она.
– Сейчас, минутку, – Комзаев совершенно по-школьному загородил лежащие перед ним листки, в которые он весь вечер что-то угловато и экономно вписывал.
Валентина вспомнила свой почерк – размашистый, разухабистый, аналогичный почерк Залесского и совершенно такой же – Долохова, – и негромко вздохнула. Все-таки не зря говорят, что по почерку можно многое сказать о человеке. Они все жуткие транжиры, Залесские, и дочка Анечка – вся в родителей, и сосед им совершенно в масть. А у Комзаева небось и впрямь копейка рубль бережет, хотя зарплата у сотрудников милиции не в пример больше, чем, скажем, у врачей районной женской консультации или у инженера проекта. Зато не больше, чем доходы загадочного плейбоя Долохова, ага, со мстительным удовлетворением подумала Валентина – и сама удивилась той неприязни, которую испытывает к Комзаеву. За что? Делает человек свое дело, делает как может…
– Вот, готово, – проговорил между тем вышеназванный человек, с некоторым сомнением озирая свое рукомесло. – Прочтите и распишитесь на каждой странице и в конце протокола: «С моих слов записано верно» – потом число, подпись.
Валентина взяла бумаги.
В самом деле, приходилось признать, что с ее слов и впрямь было записано все правильно, а негативные реплики заботливого супруга остались вне протокола. Она прочла, кивнула, взяла предложенную ручку и попыталась было расписаться, однако «шарик» только скреб бумагу, не оставляя на ней никаких следов.
– Паста кончилась?
– Нет, просто внизу стекло, вот ручка писать и не хочет, – пояснил Комзаев, передавая Валентине газету, которой только что обмахивал ее муж. «Губернские ведомости» и прежде лежали на столе, только другой стороной вверх. А теперь газета была положена иначе, фотографиями наружу…
– Газетку под протокол подложи, Валентина, – послышался голос мужа, и она очнулась.
Умостила протокол поверх фотографий, расписалась, где надо было.
– Можем идти? – встала со стула.
– Спокойной ночи, – пробормотал Комзаев, шныряя взглядом от газеты к лицу Валентины и обратно.
Он что-то заметил. Что именно? На странице три статейки, четыре фотографии, две из них на редкость нечеткие, на третьей полуголая деваха, на четвертой сердитое губернаторское лицо – интересно, на кого он так окрысился? Но Комзаеву интересно другое: почему так изменилась в лице подозрительная свидетельница?
Увы, придется тебе, следователь, пока помучиться любопытством. А долго ли, коротко – зависит от степени твоей наблюдательности.
«Тест на наблюдательность. Найдите десять различий между изображениями А и Б». Или еще вот – совершенно по Шекспиру: «Взгляни сюда. Вот два изображения…»
Нет, лучше не смотри сюда, Комзаев!
Выйдя из кабинета, Валентина не глядя протянула руки назад, в рукава, и, не дожидаясь, когда муж толком наденет на нее шубу, зарысила к выходу.
– Погоди, – остановил ее Залесский. – Наша машина вон там стоит, ты куда разогналась? Домой пора ехать!
– Сейчас, – рассеянно ответила Валентина, – сейчас поедем, только сначала на вокзал забежим.
– Что, в туалет? – догадался заботливый супруг. – А до дому не дотерпишь?
– Нет. В смысле, я не в туалет!
Не пускаясь больше ни в какие объяснения, Валентина ринулась наискосок через дорогу, взбежала по скользким ступенькам на вокзальное крыльцо. Залесский недоумевающе пыхтел в кильватере.
Раздвижные двери когда-то ходили туда-сюда, как положено, но теперь устали и намертво закрепились в положении «открыто». Валентина пронеслась в них вихрем, сметая с пути бомжей, которые пытались найти тихое местечко для отдыха, вбежала в здание вокзала, повернула налево и кинулась в киоск «Союзпечати».
– «Ведомости» есть? Сегодняшние «Ведомости»? – крикнула она, привставая на цыпочки и нависая над прочими покупателями.
– Семь пятьдесят, – продавщица протянула газету.
– Валя, у тебя есть семь пятьдесят? – не оглядываясь, бросила Валентина мужу. – Заплати, ладно?
И, отойдя к батарее, облокотилась на подоконник, разворачивая газету.
Не здесь, не здесь… Может, номер другой? Нет, этот. Вот оно, на третьей странице…
– Да что там такое? – подошел умирающий от любопытства Залесский. – Что, а? У тебя было такое лицо, будто ты призрак увидела!
Валентина ткнула пальцем в одну из фотографий, помещенных на странице:
– Смотри! Правильно ты сказал – призрак…
Муж какое-то мгновение переводил взгляд с фотографии на жену, потом произнес прочувствованно:
– Матка Боска Ченстоховска…
Раз лет в пять он вспоминал о своем прадедушке – католическом священнике. Поскольку Валентина жила с Залесским ровно пятнадцать лет, на ее памяти это приключилось только третий раз.
– Да, кошмар, – пробормотала она. – Кошмар…
– Не то слово! Как ты думаешь, Комзаев это просек? – спросил Залесский выразительно.
– А бес его знает. Кажется, я уже тяну на особо опасную преступницу, как думаешь? – спросила Валентина, чувствуя, что у нее садится голос. – Ладно, все, хватит с меня, я сейчас рухну и не встану. Уже вези меня домой насильно, там и поговорим.
Картотека«ВО ИЗБЕЖАНИЕ БЕД И ПОТРЯСЕНИЙМощный взрыв разворотил подъезд пятиэтажной хрущевки в Московском районе. Несчастье произошло рано утром. Мы уже упоминали об этом случае месяц назад, но без каких-либо подробностей. Милиция просила нас помалкивать в интересах следствия. К сожалению, по истечении времени можно признать, что следствие пока в тупике. Однако покров секретности со случившегося снят. Итак, взрыв в жилом доме… Погиб один из жильцов.
