Юлия Шилова - Пленница Хургады, или Как я потеряла голову от египетского мачо
— Мама, а почему ты слушаешь Лену? Она для тебя авторитет, что ли? Почему ты так рьяно слушаешь мою подругу, но не хочешь выслушать свою родную дочь?
— Потому, что моя родная дочь потеряла голову, — ответила мать. — Я всегда мечтала видеть рядом с тобой хорошего, порядочного, любящего человека. У тебя есть все условия для жизни, двухкомнатная благоустроенная квартира. Я представляла, как ты родишь мне внука, как я буду всегда тебе помогать, поддерживать и по‑прежнему тобой гордиться.
— Мама, я встретила хорошего, порядочного и любящего человека. Это Валид. Я обязательно рожу тебе внука, и не одного. Мы будем приезжать к тебе в гости.
— Валя, а может быть, ты беременна? — заметно испугалась мать.
— Нет, не беременна.
— Вот и правильно. Нечего египтян плодить. Пусть им их красотки уровень рождаемости повышают, а мы в России как‑нибудь с этой проблемой сами разберемся.
— Мама, Валид тебя любит, — перебила я свою мать и расплылась в доброжелательной улыбке. — Он просил тебе это передать. А его родители уже любят меня. Валид сказал, что они за нас молятся.
— Да на кой черт мне сдалась любовь этой обезьяны?! — не скрывая своей брезгливости, возмутилась мама. — Доченька, я приехала, чтобы достучаться до твоего разума. Пожалуйста, не меняй квартиру. Я тебя умоляю! Не отдавай наши деньги обезьянам.
— Мама, я приняла решение. Эту квартиру завещала мне бабушка, она записана на меня. Значит, я могу распоряжаться ею так, как мне захочется.
— Я все же надеялась, что ты распорядишься бабушкиной квартирой с умом. Если бы бабушка знала, что ты ее африканским обезьянам на бананы отдашь, она бы свою квартиру государству завещала. Валя, ты определенно меня пугаешь. Я не знаю, что мне сделать для того, чтобы ты опомнилась. Связать тебя по рукам и ногам? Упрятать в психиатрическую больницу?
Прислонившись к холодильнику, я с грустью посмотрела на мать и произнесла, не скрывая обиды в голосе:
— Мама, со мной ничего нельзя сделать, потому что я все равно поступлю так, как хочу. Вот уж не думала не гадала, что родная мать станет противницей моей свадьбы.
— Потому, что я и подумать никогда не могла, что ты выберешь себе такую страшную судьбу. — Мама встала и направилась к выходу. Остановившись у входной двери, она тревожно на меня посмотрела и честно призналась: — Я ведь приехала сюда за тем, чтобы у тебя документы на квартиру забрать. Думала, хоть это тебя остановит. Все обыскала, но документов не нашла. Видимо, я поздно приехала.
— Ты действительно поздно приехала. Я уже отвезла документы в офис фирмы, и на днях состоится сделка. Свою однокомнатную квартиру я собираюсь сдавать, а сама буду жить в Хургаде.
— Как знаешь. Ты уже достаточно взрослая, — со вздохом ответила мать. — Решила похоронить себя заживо — хорони. Когда твоя обезьяна промотает все твои деньги и ты будешь сидеть холодная, голодная и битая, мне не звони. Помощи не будет. Можешь каждый год рожать по маленькой обезьянке и на меня не рассчитывать. Я арабчонка никогда своим внуком не признаю. Так что будь счастлива, дочка.
— Спасибо, мама. Ты всегда можешь меня приободрить и успокоить.
Я надеялась, что мать не сможет уйти после таких страшных слов, произнесенных ею. Мне казалось, что она обязательно все поймет и простит, бросится мне на шею, но этого не произошло. Мать громко хлопнула дверью, а я медленно сползла по стене и заревела.
Весь вечер я сидела в одиночестве, глядя на темный экран телевизора, и ждала, когда позвонит мать и скажет мне о том, что погорячилась. Но не звонила ни она, ни Ленка, не звонил никто из моих друзей и знакомых. Все считали меня сумасшедшей и относились к моей любви как к временному помутнению рассудка, считая, что когда‑нибудь наступит прозрение, но будет уже поздно. Я хотела позвонить маме сама, но пересилила себя, потому что знала, что в сложившейся ситуации она мне не союзник.
Когда сделка была завершена и до отлета в Хургаду оставались ровно сутки, я купила бутылку хорошего коньяка и поехала в косметический салон для того, чтобы попрощаться с девчонками. Все встретили меня очень доброжелательно, закрыли салон, быстренько накрыли стол и стали желать мне счастья в семейной жизни. Ленка села рядом со мной и поцеловала меня в щеку.
— Валя, ты на меня не злишься? — виноватым голосом спросила она.
— За что?
— За то, что я твоей матери звонила.
— Ни черта я не злюсь, она бы все равно все узнала.
— Валюша, ты пойми меня правильно. Я хотела как лучше, но раз ты уже приняла решение, то мы все обязаны с этим смириться.
— Валька, а у твоего египтянина верблюд есть? — поинтересовалась директриса, разливая коньяк по рюмкам.
— Нет у него никакого верблюда, — улыбнулась я, сунув в рот виноградину.
— А он в халате ходит или ему можно брюки носить? — улыбаясь, спросила парикмахерша Нинка.
— Ой, девчонки, ну у вас и вопросы! Вы как дикари, честное слово.
— Валя, ты просто пойми меня правильно, — принялась рассуждать Нинка. — Я в Египте никогда не была. Я его только по телевизору видела. Когда я Египет себе представляю, то я вижу пески, пирамиды, караваны верблюдов и местных мужчин в грязных длинных рубашках и чалмах. Я когда об этих мужиках думаю, то просто мучаюсь вопросом, есть ли у них под рубашками трусы или нет. Мне почему‑то кажется, что они носят свои балахоны прямо на голое тело.
— Не знаю. Мой в рубашке не ходит.
— Ну другие же ходят. Интересно, так есть под рубашкой трусы или нет?
— Понятия не имею, я им рубашки не задирала.
— Ой, а эти рубашки такие сексуальные, — поддержала разговор Ленка. — Девчонки, не знаю, как вас, но меня они так возбуждают! Я своему Кольке такую вместо домашнего халатика купила. Он после ванны свою рубашечку надевает — загляденье. Я когда из Хургады прилетела, мой Колька меня к стенке прижал и стал пытать, спала я с египтянином или нет. Я тогда на него рубашечку надела, ароматические свечи зажгла, голову ему платком повязала, арабскую музыку включила и так его совратила, что ему мало не показалось. Тут я Кольке и сказала: мол, зачем мне с каким‑то египтянином спать, если я русского египтянином могу нарядить и представить, что занимаюсь сексом с арабом. Честно признаюсь, я бы с настоящим египтянином переспать не смогла.
— Почему? — насмешливо спросила Нинка.
— Страшно как‑то. Все‑таки не наш русский Иван, а экзотический фрукт. Может, у него там что‑то по мужской части не так устроено.
— Да там, кроме обрезания, ничего нового нет, — Нинка тут же покраснела и поспешила добавить: — Девочки, только вы не думайте, что я с ними спала. Мне подруга рассказывала.
