Кэтрин Уэбб - Незримое, или Тайная жизнь Кэт Морли
— По-моему, все мы должны поблагодарить миссис Данторп за эту яркую демонстрацию ее удивительных способностей, — говорит Эстер, вдруг почувствовав отчаянное желание, чтобы снова включили свет и тени в углах комнаты исчезли.
— О да! Это было незабываемо! — соглашается Эсме, и на ее лицо возвращаются краски жизни.
Постепенно атмосфера в комнате разрежается, снова начинаются разговоры, и каждая принимается сравнивать свои впечатления от визита духа с впечатлениями соседки. Дамы потягивают бренди, едят засахаренные фрукты и учтиво обмениваются сплетнями.
— Миссис Кэннинг, я слышала, у вас новая горничная из Лондона, — говорит миссис Эвери, двигаясь сквозь круг гостей к Эстер. В голосе ее вопрос не звучит.
— Верно, миссис Эвери. Ее зовут Кэт Морли. Она уже начала привыкать, хотя работает не так проворно, как можно было бы ожидать от горничной из большого дома, — отвечает Эстер.
— Я слышала, что она недавно сидела в тюрьме. Это правда? — спрашивает хозяйка, и на ее лице написано неодобрение.
Эстер чувствует, как кровь приливает к щекам. Откуда могли просочиться слухи? Только от Софи Белл, а ведь Эстер особо подчеркивала, что об этом никому не нужно рассказывать.
— Да. Я… э-э-э… — мямлит Эстер.
— Так правда или нет?
— Да, как ни печально, девушка сидела в тюрьме, это правда… Хотя и очень недолго, насколько я знаю… это было короткое заключение…
— Вы приняли в свой дом преступницу? Разве это разумно? — спрашивает миссис Эвери, своим вопросом пригвоздив Эстер к месту.
— Мы… мы с мужем подумали, что это милосердно, мы хотим дать девушке возможность зарабатывать на жизнь, шанс снова обрести место в обществе… В конце концов, она же исполнила свой долг перед законом, — удается выговорить Эстер.
Миссис Эвери хмыкает, дергает концы шали, поправляя ее на себе, ее подбородок лежит на груди. В седых волосах стального оттенка играют отблески света.
— Надо же! Так вот в чем причина. Весьма похвально, безусловно, и это меньшее, чего можно ожидать от священника, насколько я понимаю. Скажите, в чем состояло ее преступление?
— Это… это… подробности известны только самой девушке… Кэт Морли. Я не стала расспрашивать ее о деталях. Я подумала, лучше оставить…
— Да вы что! Не могу поверить! Вы просто обязаны были узнать, в чем дело, прежде чем брать ее к себе! Какая глупость не выяснить этого! А вдруг она убийца?
— Если бы она была убийцей, то срок ее заключения был бы гораздо дольше и она вряд ли была бы сейчас настолько молода, чтобы поступить на службу в дом викария, — вставляет Сара Викерс, заметив смущение Эстер.
— Я… я нарочно не стала спрашивать. Прошу прощения, миссис Эвери, — говорит Эстер. Сердце у нее колотится, щеки пылают. Она съеживается под взглядом хозяйки, мечтая, чтобы прожектор гнева в ее глазах потух. — Что бы она ни сделала, Бог ей судья. Я надеюсь… приехав сюда, она сможет оставить все в прошлом.
Брови миссис Эвери в изумлении взлетают, губы вытягиваются в ниточку.
— Похвальное решение, безусловно, — произносит она, и каждое слово подобно удару хлыста.
Внезапно Эсме Буллингтон ахает, зажимая руками рот.
— Миссис Кэннинг, а вдруг предостережение было для вас? Вдруг дух говорил об этой вашей новой горничной как источнике зла, вошедшего в ваш дом? — спрашивает она, хватая руку Эстер своими короткими костлявыми пальчиками.
— О-о-о! Нет, конечно… Разумеется, дух говорил не о Кэт… — Эстер натянуто улыбается.
— Нет ли у вас пожилой родственницы, которая недавно скончалась? — серьезно спрашивает миссис Данторп.
Все двенадцать пар глаз в комнате обращаются к Эстер.
— Э-э-э… Разве что двоюродная бабушка Элиза… Она скончалась четыре года назад от паралича, — признается Эстер.
— Вот же оно! Это была ваша бабушка, наверняка! — восклицает Эсме. — О миссис Кэннинг, будьте осторожны, помните о том, что нам сказали. Источник зла вошел к вам в дом, и вас ждут темные времена… Бедная миссис Кэннинг! Будьте осторожны!
— Ну же, Эсме, возьмите себя в руки, — увещевает миссис Эвери молодую женщину, которая утирает глаза уголком носового платка. — Я уверена, что никакое зло не может так запросто пустить корни в доме человека, посвятившего себя Богу. Не так ли, миссис Кэннинг?
— Разумеется, — отвечает Эстер.
Весь остаток вечера она ощущает на себе взгляды приятельниц, улавливает выражение жалости и изумления на их лицах. Она улыбается гораздо чаще обычного, чтобы снять напряжение, однако вечер испорчен, и за ее внешним спокойствием скрывается глубокая озабоченность. Она вспоминает пристальный взгляд Кэт, за которым невозможно угадать ее мыслей, вспоминает тени под глазами и болезненную худобу девушки. Кэт в самом деле похожа на больную.
По пути домой Эстер с тревогой задает себе вопрос: будет ли ее еще приглашать миссис Эвери? Она солгала дважды за один вечер, но вторая ложь была во благо, ведь так? Она решила не разглашать никаких подробностей из прошлой жизни Кэт (а она знает больше, чем сказала, хотя и не намного), и она останется верна своему слову. Грохочет гром, словно по небу катятся тяжелые камни, и мощными шквалами налетает ветер, отчего весенние ветки мечутся, стряхивая пыльцу и отпуская только что распустившиеся лепестки лететь по воздуху. Падают первые капли дождя. Эстер плотнее запахивает пальто, сражается с зонтиком, но быстро сдается, потому что ветер угрожает его разорвать.
Небо тяжелое и низкое, и дороги почти не видно. Ее освещает лишь слабый желтый свет из окон, но на окраине деревни нет и такого света, чтобы помочь Эстер преодолеть последний отрезок пути до дому. Она ловит себя на том, что пристально вглядывается в темноту под деревьями и живыми изгородями, напрягает зрение, как напрягала свои чувства во время сеанса. Черные тени как будто наблюдают за ней, ветер словно доносит чей-то шепот. Эстер дрожит и останавливается. Ноги становятся как ватные, колени вот-вот подогнутся. Ветер поднимает вокруг нее вихри, треплет волосы, грозит унести шляпу; Эстер придерживает шляпу рукой, щурит глаза под косым дождем. За садовой стеной дома викария растет огромный конский каштан. На нем уже распустились листья, широкие, юные, нежно-зеленые при дневном свете. Вспышка молнии окрашивает дерево в серые тона преисподней, и Эстер замечает под ним чей-то неподвижный силуэт. У нее перехватывает дыхание. Видно лишь черный силуэт, неподвижный контур, однако она точно знает, что кто-то смотрит на нее с пристальным вниманием. Эстер пытается закричать, но не может издать ни звука. Она стоит окаменев и думает о страшном духе, который являлся этим вечером, и о жутких словах про зло, которое, возможно, вошло к ней в дом. Эстер цепенеет от ужаса. А в следующий миг, издав испуганный возглас, она бросается к дому, и сердце в груди колотится так, будто готово разорваться.
Кэт ждет, пока не раздастся звук захлопнувшейся парадной двери, и потом снова расслабляется. Она представляет себе, как Эстер стоит, прислонившись к двери спиной, с закрытыми глазами, грудь у нее тяжело вздымается. Кэт улыбается. Она подносит к губам сигарету, спрятанную за спиной, делает долгую затяжку. От дыма она чувствует жжение в груди, кашляет, но все равно курит. Доктор, которого пригласил к ней Джентльмен, одобрил эту привычку, сказав, что горячий дым наверняка поможет высушить легкие. Первый раз за много недель она снова чувствует вкус табака. Она вышла из дому, чтобы покурить подальше от миссис Белл и посмотреть на грозу. Никогда в жизни она не стояла под деревом в непогоду. Никогда не слышала, как ветер треплет ветки и те хлещут друг друга под дождем, словно волны, бьющиеся о берег. Кэт закрывает глаза и слушает, позволяет звукам окутать себя, пока ей не начинает казаться, что она просто лист на дереве, слабый и беспомощный. Вот-вот сорвется и улетит. Когда у нее над головой раздается раскат грома, Кэт улыбается в темноте.
— Где тебя черти носили? — рявкает миссис Белл, когда Кэт возвращается в кухню. — Хозяйка потребовала принести ей бутылку с горячей водой, какао и достать из зимнего сундука шерстяную кофту, а тебя нигде нет!
— Это гроза, а не снежная буря. Едва ли ей нужна шерстяная кофта, — отвечает Кэт, выливая молоко, принесенное из холодной кладовки, в медную кастрюлю. В блестящей посудине белая жидкость выглядит особенно ярко. Кэт размешивает молоко, прежде чем поставить его на плиту.
— Нужна или не нужна, это ее дело, и кто ты такая, чтобы спорить? — ворчит миссис Белл. — Пойди и найди. В сундуке под лестницей. И убедись, что вытряхнула все шарики от моли, прежде чем отдавать хозяйке. А этим займусь я. Отойди от плиты, пока у тебя молоко не пригорело!
— Да, миссис Белл, — вздыхает Кэт.
— И не дакай тут мне… — говорит миссис Белл, но не может толком выразить свое возмущение.
