Элис Хоффман - Черепашья луна
— Как всегда, дружелюбен, — говорит Пол Сэлли и поворачивается к Уолту. — Вы же знаете, я все равно все узнаю, рано или поздно. Так что лучше расскажите сами, и дело с концом.
— Для человека с вашими талантами это чуть ли не оскорбление, правда? — говорит Уолт Хэннен.
— Ладно, только попросите меня о чем-нибудь, — говорит Пол.
— Да боже меня сохрани, — кротко отвечает Уолт Хэннен. — Хорошо бы кто-нибудь выломал у него из машины это полицейское радио, — добавляет он Джулиану уже в лифте.
— Ночью, — говорит Джулиан. — Чтобы никто не видел.
Они еще не знают, что в этом убийстве не все так просто, как кажется на первый взгляд. Никакой Карен Райт до октября, похоже, не существовало. Все ее документы — водительские права, автомобильная страховка, дисконтная карта из супермаркета, — все фальшивое. Предыдущего адреса, какой она назвала коменданту, в Шорт-Хиллз, штат Нью-Джерси, не существует. Даже цвет волос у нее на самом деле другой. Все, что о ней известно, это что лет ей не меньше двадцати пяти и не больше тридцати и что, когда ее обнаружили на полу в кухне, она была мертва как минимум три часа. А еще бесследно исчезла ее дочь. К тому времени, когда Джулиан вслед за Уолтом появляется в квартире, следственная бригада из Хартфорд-Бич почти заканчивает работу. Когда входит Лоретта, Ричи Платт, который вроде как возглавляет группу, вжимается в угол, будто испуганный кролик.
— Пола Сэлли не впускать, — говорит Уолт Хэннен Ричи. — Даже не разговаривай с ним.
— Да с ним вообще никто никогда не разговаривает, — отвечает Ричи. — Так ведь? — говорит он Джулиану.
— Я-то точно нет, — говорит Джулиан.
Они с Ричи тоже знакомы с начальной школы. Джулиан ничуть не сожалеет, что сам он гражданский, а не полицейский, потому что, насколько ему известно, если Уолт уйдет в отставку, Ричи, скорее всего, займет его место.
— Если мы тут что-то найдем, вряд ли нам это понравится, — многозначительно говорит Уолт.
Джулиану из коридора видно часть кухни и полосу крови на полу. Лоретта чувствует кровь; она так тянет, что хозяину приходится крепче держать поводок и застегнуть «строгач». Они проходятся по гостиной, остановившись, только когда Лоретта обнюхала коврик, а потом выходят в коридор и идут к спальням. В детской Джулиан щелкает выключателем и закрывает за собой дверь. Стены здесь недавно выкрашены в розовый цвет, а над детской кроваткой висят, покачиваясь, луна и звезды. Выяснять, кто убит и почему убит, не входит в обязанности Джулиана. Он об этом даже не думает. Ему здесь нужна лишь детская подушечка, которая в его ручищах кажется крохотной. По краю на ней вышиты синие зайчики, и от этого, по непонятной причине, Джулиану вдруг делается нехорошо. Он наклоняется, дает Лоретте понюхать подушку, и та обнюхивает углы. Подушка пахнет молоком, детским шампунем и детской присыпкой. Но под всеми этими запахами остался запах ребенка. Как будто запах ночью стекает с человека в подушку, как пыльца насыпается в ладонь, если подержать руку под цветком.
— Ха-рошая девочка, — говорит Джулиан Лоретте, пока та обнюхивает подушку.
Когда они выходят из комнаты, он забирает подушку с собой и несет ее за уголок — аккуратно, так, чтобы она не пропахла им.
Кто-то приносит Уолту Хэннену стаканчик черного кофе, и тот выпивает его одним глотком, хотя кофе такой горячий, что обжигает рот. Он кивком подзывает Джулиана, и они выходят в коридор.
— Я уверен, должна остаться видеозапись, — говорит Уолт. — Сгоняй в «Счастливый удар».
Уолт поворачивается к Джулиану и по его лицу абсолютно не понимает, о чем тот думает. Его темные глаза непроницаемы.
— Слушай, если тебе не хочется, я пошлю Ричи.
— Я думал, тебе нужна здесь собака, — отвечает Джулиан. — Я думал, поэтому нас и вызвали.
— Ну да, — соглашается Уолт. — Так и есть.
— Слушай, личной жизни у меня и так нет, — говорит Джулиан. — На этот счет можешь не беспокоиться.
— Отлично, — ухмыляется Уолт.
Они спускаются вниз и идут к парковке: Уолту нужно назад в участок, чтобы прикрыть информацию об убийстве, а Джулиан, так и быть, согласился сходить за пленкой. Но Лоретта считает иначе. Она вдруг замирает около фикусов, мимо которых они проходят. Уши торчком, нос подрагивает, в горле клокочет глухое рычание. Джулиан ощущает, как вибрирует в руке поводок. Там, прямо перед ними, они обнаруживают пятно свежей земли.
Они идут к коменданту, берут у него две лопаты и зовут Ричи Платта. Пока копают, Лоретта начинает так волноваться, что ее приходится привязать к велосипедной стойке. Когда, наклонившись, Ричи поднимает коробку, облепленную песком, Уолт Хэннен закуривает еще одну сигарету, абсолютно не думая, что будет с его дыхательными путями.
— Хочешь забрать? — спрашивает Ричи и протягивает Уолту коробку.
— Нет, — говорит Уолт. — Я не хочу даже тут находиться.
Коробку обследует Джулиан, приподнимает крышку. Внутри, под смятой газетой, лежит мертвый аллигатор.
— Черт возьми, до чего же мне все это не нравится, — говорит Уолт Хэннен.
На аллигаторе сверху лежат два золотых кольца.
— Блин, — говорит Уолт.
Джулиан снова вручает коробку Ричи. Он и думать не хочет, что все это значит.
— Держите язык за зубами, — говорит Уолт Хэннен.
Джулиан никогда не был болтливым, и Ричи понимает, что сказанное относится к нему, и в ответ кивает головой.
— Не хочу, чтобы Пол Сэлли что-то пронюхал, — сообщает им Уолт. — Ну что за месяц, черт бы его побрал, — добавляет он, потому что чувствует, что увязли они в этом деле по уши.
Джулиан Кэш хорошо его понимает. Он родился третьего мая. Самый плохой день самого плохого месяца. В такой день не требуется, чтобы тебя кто-то проклял над колыбелью, сам соберешь все шишки и без посторонней помощи.
Отвязывая Лоретту от велосипедной стойки и направляясь к машине, Джулиан думает о том, что у него есть двадцать четыре часа, потому что шансы вернуть ребенка сокращаются вдвое с каждым часом. Он думает только о ребенке. Он умеет собраться, когда захочет. В тот вечер, когда он на скорости семьдесят миль впилился в лавандовое дерево, он сказал, что не затормозит, и не затормозил. Если он вобьет себе что-нибудь в голову, то становится похож на охотничьего пса, который, взяв кроличий след, может распороть себе лапу и не заметить этого, пока не потеряет пинту крови. Потому Джулиан и способен делать свою работу в жару, в месяце мае, и делать ее независимо от того, нравится она ему или нет.
Джейни Басс такая до сих пор хорошенькая, что когда идет мимо подростков, те свистят ей вслед. Такая сладенькая, что по утрам ей приходится поливать себя дезодорантом, чтобы мухи не липли, не садились на ноги и пальцы. Удивительно, что она так выглядит — в августе ей исполняется тридцать пять, а ее дочери Шеннон шестнадцать, и от одного этого уже можно состариться. У Джейни просто хорошие гены. Ее мать Китти, которой пятьдесят восемь, выглядит фантастически, даже после всех историй, в которые влипала Джейни и которые они переживали вместе, или, по крайней мере, тех из них, которые Джейни позволила ей переживать вместе.
