Даринда Джонс - Третья могила прямо по курсу
– Пап…
– Нони Бачича ищет нового офис-менеджера.
– Пап, перес…
– Он тебя с руками и ногами наймет.
– Папа, остановись. – Чтобы привлечь его внимание, я вскочила со стула. Добившись, чего хотела, я уперлась ладонями в стол, наклонилась вперед и сказала самым нормальным, на какой была сейчас способна, тоном: – Нет.
– Почему?
– Почему?! – Я потрясенно подняла руки. – Во-первых, речь не только обо мне. У меня есть сотрудники.
– У тебя есть Куки.
– Вот именно. И когда того требует ситуация, я нанимаю других сыщиков.
– Куки может найти работу где угодно. У нее квалификации выше крыши, и тебе об этом известно.
Папа был прав. Я и близко не плачу ей столько, сколько она заслуживает. Но ей здесь нравится. А мне нравится, что она здесь.
– К тому же у меня дело. Я не могу просто взять, упаковать вещички и закрыться.
– Ты не взяла с него денег. Я слышал. Так что никакого дела у тебя нет.
– Пропала женщина.
– По вине того человека, – указав на дверь, папа тоже встал. – Просто расскажи дяде Бобу и не лезь в это дело.
Охватившее меня разочарование вырвало из меня вздох.
– У меня есть ресурсы, которых нет у полиции. И ты это знаешь лучше, чем кто бы то ни было. Я могу помочь.
– Можешь, если будешь просто передавать сведения дяде Бобу. – Он наклонился ко мне. – Не лезь в это.
– Не могу.
Папины плечи поникли. Внутри него боролись гнев и сожаление.
– Обещай хотя бы подумать.
Одна только мысль об этом меня парализовала. Мой собственный отец просит меня бросить то, чем я зарабатываю на жизнь. Бросить мое призвание. Надо было понять, что что-то не так, когда он сдал меня убийце.
Он пошел к выходу. Обогнув стол, я схватила его за руку. Чуть отчаяннее, чем собиралась.
– Пап, что навело тебя на такие мысли?
– А ты не догадываешься? – Кажется, его удивило, что я вообще об этом спрашиваю.
Изо всех сил я старалась понять, что он имеет в виду. Это мой отец. Мой лучший друг с самого детства. Единственный человек, к которому я могла обратиться, который верил мне и в то, что я делаю, и не смотрел на меня так, будто я ярмарочный уродец.
– Но почему? – Мне хотелось приглушить боль в голосе. Но ничего не вышло.
– Потому что, – строго начал он, – я больше не могу сидеть сложа руки и смотреть, как тебя избивают, похищают и пытаются проделать в тебе новые отверстия, как выразилась бы ты сама. И все это происходит с тех самых пор, как ты открыла агентство. – Он обвел руками мой офис, то есть второй этаж принадлежащего ему здания, как будто именно здание и было во всем виновато.
Я отошла и снова плюхнулась за стол.
– Пап, я раскрывала преступления с пяти лет. Не забыл? Для тебя.
– Но я никогда не разрешал тебе лезть в гущу событий и старался оградить тебя от этого.
Мне не удалось сдержать вырвавшийся наружу грубый, резкий смех. Надо же было такое ляпнуть.
– Две недели назад, папа. Или ты уже забыл, как нарисовал у меня на спине мишень? – Это был удар ниже пояса, но он сделал то же самое, кода пришел сюда и потребовал, чтобы я бросила свою работу.
Чувство вины, которое поедало папу, нанесло сокрушительный удар по моей решимости. Я держалась из последних сил. Не важно, какими были его намерения, когда тот бывший зек открыл на нас охоту. Папа принял хреновое решение, а теперь отыгрывался на мне.
– Ясно, – мягко согласился он, – я это заслужил. Но как насчет всех остальных случаев? Например, когда злющий муж той женщины, которой ты помогла исчезнуть, пришел к тебе с пушкой наперевес. Или когда тебя похитили и избивали, как боксерскую грушу, пока не появился Своупс. Или когда тебе врезал пацан, и ты свалилась с крыши десятиметрового склада.
– Пап…
– Я могу продолжить список. Он очень, очень длинный.
Согласна, но папа не понимал. Всему можно было найти объяснения. Я опустила голову, почему-то чувствуя себя обиженным ребенком и удивляясь, как папе удалось превратить меня в маленькую девочку.
– И ты решил, что лучший выход – попросить меня бросить все, над чем я столько работала?
Он медленно выдохнул:
– Да, именно так я и решил. – Потом повернулся и пошел к двери. – И прекрати таскать у меня кофе.
– Ты всерьез считаешь, что, если я брошу работу, это хоть отчасти снимет с тебя вину?
Папа даже не притормозил, но я его ужалила. Я это почувствовала как короткую яркую вспышку за секунду до того, как он исчез за углом.
Несколько минут мы дымились вместе с кофе. Потом я взяла себя в руки и вышла в приемную.
– Нам конец. Он знает про кофе.
– Он не прав, – сказала Куки, глядя на меня поверх компьютера с таким видом, будто только что задели не мои, а ее чувства.
– Но я действительно таскала у него кофе. – Я села на стул напротив нее.
– У меня квалификации не выше крыши.
– Нет, солнце, именно так, – сказала я, всей душой ненавидя убеждение, что честность – лучшая стратегия.
Она прекратила печатать и взглянула на меня.
– Нет. Мне нравится эта работа. Никто не делает того, что делаем мы. Никто не спасает столько жизней, сколько спасаем мы. Как можно хотеть чего-то большего?
Ее энтузиазм меня удивил. Я никогда не задумывалась, как она относится к нашей работе.
Я вымучила улыбку:
– Он просто расстроен. Рано или поздно он успокоится. Хотя, возможно, не по поводу кофе.
На мгновение Куки задумалась, а потом сказала:
– Может… может, тебе стоит ему рассказать.
– Что рассказать?
– Он знает, что ты видишь призраки, Чарли. Он поймет. Уверена, что поймет. Даже твоей сестре теперь известно, что ты – ангел смерти.
Я покачала головой:
– Я не могу сказать ему такое. Что с ним будет, если он узнает, что его дочь родилась ангелом смерти?
У всей этой «смертельной» музыки очень неприятный мотив.
– Дай мне руку.
Я посмотрела вниз на свои ладони и подозрительно глянула на Куки:
– Ты опять ударилась в хиромантию? Ты знаешь, что я думаю по этому поводу.
Она усмехнулась:
– Я не собираюсь читать по ладони. Дай руку.
Я дала, хотя и очень неохотно.
Взяв мою ладонь обеими руками, Куки наклонилась ко мне.
– Если бы у Эмбер были твои способности, я бы невероятно ею гордилась. Я бы любила и поддерживала ее, несмотря на то, как жутко называется эта… должность.
– Но ты совсем не такая, как мой отец.
– Не согласна. – Она ласково сжала мою ладонь. – Твой отец всегда тебя поддерживал. А весь этот негатив, скрытая агрессия и ненависть к себе…
– И вовсе я себя не ненавижу. Ты мою задницу видела?
– … все это из-за твоей мачехи. Из-за того, как она к тебе относилась. Она, а не твой отец.
