Присцилла Хагон - Опасный круиз
Неожиданно Чарльз повернулся ко мне и сказал:
— Я часто не могу понять, о чем ты думаешь, Джоанна. Мне кажется, ты скрываешь что-то. У тебя такое лицо, будто… будто…
— Будто что? — спросила я довольно сиплым голосом.
— Ну, трудно сказать. Я так мало о тебе знаю. Иногда мне кажется, что ты загадка. Скрытная девушка. Я хочу…
Он не закончил, а я постаралась дышать ровно, хотя сердце мое готово было выпрыгнуть из груди. «Скрытная девушка!» Да уж, мне сейчас есть что скрывать. Впрочем, я вздохнула с облегчением, поняв, что он все-таки считает меня скрытной, а не глупой, хотя, видит Бог, я изо всех сил старалась произвести впечатление последнего. Я думала, мы одни на этом укромном балконе, но, оглянувшись, обнаружила прямо позади нас мистера Яна Престона в его любимом красном шезлонге. Он, кажется, спал.
Немного погодя мы вошли в Оранский залив и действительно увидели Оран в голубой дымке; высокие современные дома смешивались со старыми, низенькими. Вид показался мне романтичным, ведь это была Африка.
«Если бы только можно было сойти на берег», — подумала я с тоской.
Но мы вышли из залива и час за часом этого прекрасного дня плыли очень близко вдоль высоких желто-черных скал, за которыми угадывались смутные очертания гор. Суровая, чужая, почти необитаемая земля — даже случайные маяки имели какой-то зловещий вид.
«Африка! Африка!» — повторила я несколько раз и мне захотелось объехать весь мир.
На самом деле, я в последний раз чувствовала себя такой безмятежно счастливой. Я оставила Чарльза, чтобы поискать детей, а когда обнаружила их под бдительным надзором специальной воспитательницы, то стала бесцельно бродить по пароходу. Я как раз остановилась и, перегнувшись через поручни правого борта, завороженно следила за движением голубой воды, когда до меня донесся обрывок какой-то беседы. Удобно вытянувшись в шезлонгах, разговаривали двое пожилых мужчин.
— …вероятно, чтобы все не взлетело на воздух еще до того, как мы сойдем с этого парохода на берег, — говорил один.
— Послушайте, старина! Ведь все это не может быть так серьезно, верно? Мой девиз: когда отдыхаешь на море, забудь обо всех мировых проблемах.
— Вы не слышали новости. Я стараюсь попадать в комнату отдыха, когда они передают последние известия из Лондона. Все это может оказаться достаточно серьезным. Давно ходят слухи, что на Королевском холме произошла утечка отчаянно важной информации. Они все время отрицают это, но, помяните мое слово, нет дыма без огня. Одному богу известно, что они там могли придумать на Королевском холме, а информация, вероятно, уже за железным занавесом.
Несмотря на жаркое солнце, по моему телу пробежал озноб. Этого не могло быть, просто не могло! У меня снова разыгралось воображение. Но Королевский холм… «Левскиом»! Не так ли следовало понимать тот разговор наверху?
Королевский холм находился где-то на норфолкских болотах и там располагался атомный исследовательский центр. Там вовсе не было никаких холмов, местность была совершенно ровная и довольно пустынная. Мы однажды проезжали там по пути в Норфолк.
— Вот место, где люди выбиваются из сил, чтобы мы поскорее взлетели на воздух, — сказал тогда отец.
— Я уверена, они не только бомбы изобретают, — укоризненно возразила мама.
А я поежилась, и меня на секунду охватил страх за будущее.
Королевский холм! И у них там произошла утечка жизненно важной информации. Было ли это как-то связано с Эдвардом Верритоном и нашим путешествием? Мы плыли в Югославию. Югославия, я знала, в настоящее время не находится за железным занавесом, но, вероятно, переправить оттуда информацию будет достаточно легко.
— С вами все в порядке, дорогуша? — поинтересовался один из пожилых мужчин. Я попыталась взять себя в руки. И пошла оттуда, чтобы облокотиться о поручни левого борта.
«В Неаполе…» — эти слова тоже звучали. Это могло значить, что в Неаполь информацию доставят каким-нибудь другим путем. Безусловно, Эдвард Верритон едва ли мог бы хранить ее при себе с начала до конца путешествия, не подвергаясь серьезной опасности. Если я поняла все правильно, то сведения должны быть невероятно важные.
Я возбужденно подумала о том, чтобы пойти к капитану. Но почти сразу сообразила, что это ничего не даст. Капитан — итальянец и ужасно говорит по-английски. Я разговаривала с несколькими людьми, которые сидели с ним за одним столиком и чуть не плакали от его общества. Я могу рассказать все по-итальянски, но это значит полностью себя выдать. Он может не поверить мне, скорее всего, именно так и будет, а потом это как-нибудь дойдет до Эдварда Верритона, и он со мной моментально расправится.
Я сама себе не верила. Все это выглядело слишком фантастично. Но я уже начала приходить в себя и призвала на помощь здравый смысл. Все это никак не могло быть правдой. Я просто глупая фантазерка. Я решила обо всем забыть и обуздать, наконец, свое не в меру разошедшееся воображение.
Вечером, укладывая детей спать, я спросила Кенди:
— А русская кукла у тебя есть?
— О, да, Джоанна. Целых две, — весело ответила она. — Девочка и мальчик.
— Так вы и в России бывали?
Кенди утвердительно кивнула.
— Да, кажется, в прошлом году. И еще раз до этого. В прошлом году мы были в Стамбуле, а потом в России. Я назвала русскую девочку Наташей. Хорошее имя, правда?
Через русские порты проходило несколько пароходных линий, я знала это. Эдвард Верритон вполне мог выбрать для круиза такой маршрут, чтобы без помех провести день или два в этой стране. Компанейский малый в морском путешествии… Никому ничего и в голову не придет.
— В Неаполе Кенди купят еще куклу, — сообщил Гильберт, выходя из ванной в своей голубой пижаме с белыми полосками. — И зачем ей эти дурацкие куклы?
— Они не дурацкие, — спокойно возразила Кенди.
— Ладно, но уж покупает-то их папа по-дурацки.
— А как он их покупает? — спросила я, расчесывая Кенди волосы и стараясь при этом не причинить ей боли.
Кенди не выглядела слишком заинтересованной.
— Он все время их покупает. Ему нравится. Он называет это кукольным обрядом.
— Кукольным что? — переспросила я. Куклы! В каждом порту!
— Ну, он покупает их для меня, но не отдает, пока мы не зайдем в следующий порт.
— Выходит, куклу, которую он купит тебе в Лиссабоне, ты получишь, только когда мы вернемся в Англию? — удивилась я. Я отчаянно пыталась произнести это как можно небрежнее, но моя рука, в которой была расческа, непроизвольно дернулась, и Кенди сморщилась от боли и вскрикнула.
— Да, Джоанна, именно так. Я думаю, это потому, что я всегда расстраивалась, когда нужно было возвращаться домой. Папа решил, что будет лучше, если в конце путешествия меня будет ждать что-нибудь приятное. Я думаю поэтому. Я тогда еще была совсем ребенком.
