Карина Тихонова - Солнце ночи
— Что скажете? — спросил Макаров.
Его голос вернул меня в реальность. Я отвела глаза от картины:
— Отличная работа. Н/Х?[2]
— Ну, почему же? — не согласился Макаров. — Продается за Аргунова. Не похож? Вы бы не купили?
Я пожала плечами.
— Побойтесь бога! Какой же это Аргунов?[3]
— Не то что не купила, я бы даже не пыталась продать его как Аргунова.
— Почему? Недостаточно хороша?
— Наоборот, — ответила я, любуясь немного испуганным женским лицом под позолоченным греческим шлемом. — Слишком хороша для Аргунова. Я думаю, что это работа более позднего времени. Ну, посмотрите сами, какой же это Аргунов? У Аргунова фигуры выписаны старательно, схематично, они плоские, застывшие. А тут свободная поза, естественный поворот головы. Никакого напряжения, никакого ученичества. А главное — посмотрите на ее лицо. У нее глаза живые, даже немного испуганные. Аргунов такие вещи делать не умел. Писал помпезные парадные портреты хозяина с хозяйкой, заботился о внешнем сходстве и соблюдений-пропорций, не более того. Спору нет, Аргунов был способным человеком, но выше головы не прыгнешь. Тот, кто писал эту картину, намного талантливее него. Скажем, так: мастер эпохи классицизма. Скажете, кто автор, или сами не знаете?
Я посмотрела на Макарова. Тот быстро опустил взгляд, словно испугавшись, что я застану его врасплох.
— Мастера не знаю, — наконец ответил он неохотно. — Впрочем, вы правы. Это, конечно, не Аргунов.
— Зачем же такая примитивная проверка? — упрекнула я.
Макаров ухмыльнулся. Его лицо снова прибрело неприятное ехидное выражение.
— Знаете, разные бывают специалисты! — весело и нагло ответил он. — Есть такие, которые фамилию Аргунова никогда не слышали. Мало ли дамочек сейчас изображают деловых женщин!
— Спасибо, — сказала я.
Макаров махнул рукой:
— К вам не относится. Ну, хорошо, пусть не Аргунов. А кто, как вы думаете?
— Может быть, школа Брюллова.
— Почему не сам Брюллов? — быстро спросил Макаров.
— Потому, что это было бы слишком жирно… коллега, — не удержалась я.
Макаров раскатисто захохотал. Мне понравился его смех. Наверное, потому, что он был искренним.
— Хорошая работа, — повторила я. — Честное слово, хорошая. Если хотите, могу поискать покупателя. У меня есть знакомые, собирающие только неизвестных художников.
— Из принципа? — поинтересовался Макаров.
Я пожала плечами:
— Кто-то из принципа, кто-то в надежде на удачу. Стоит неизвестный художник, как правило, втрое дешевле, и есть маленькая надежда на выигрыш. Неизвестный художник — это как лотерейный билет. Не знаешь, что он принесет. Может, ничего, а может — джек-пот. Вдруг отыщутся упоминания о неизвестном портрете Брюллова? А если отыщется еще и описание портрета, и если оно совпадет с этим… Так что вы скажете? Поискать покупателя? У меня есть варианты.
— Зачем же искать? — спросил Макаров. И невинно добавил: — Предложите ее Ерохину! Вы ведь приехали по его приглашению? Прибыль пополам!
* * *От возмущения я утратила дар речи. Макаров неприятно засмеялся.
— Шучу я, шучу. Не сверлите меня взглядом, я не консервная банка. — И тут же предложил: — Чай, кофе, что-нибудь покрепче?
Макаров открыл шкаф, выставил на письменный стол два хрустальных стакана, щедро плеснул в них виски.
— Сок отдельно? — спросил он у меня, не поднимая головы.
— Нет. Смешайте с виски.
Макаров достал из шкафчика пакет апельсинового сока, долил в стакан. И оттолкнул его от себя. Стакан проехал по гладкой столешнице и остановился на самом краю. Жидкость бодро всколыхнулась, но не перелилась через край.
— Глаз-алмаз, — одобрила я. — Наверное, недурно играете в бильярд?
— Я стараюсь все делать недурно, — ответил Макаров. Уселся в кресло, посмотрел на меня. — Что же вы? Присаживайтесь!
Я поняла, что церемонии отброшены, а парадное одеяние спрятано в шкаф. Не решив, хорошо это или плохо, я уселась в кресло посетителя. Макаров поднял свой стакан с неразбавленным виски, отсалютовал мне и опрокинул его в рот целиком. Ничего себе! — подумала я.
Макаров поставил стакан на стол и аккуратно промокнул губы бумажной салфеткой.
— Ну, а теперь поговорим. — Он лег на стол грудью, спросил вполголоса: — Нужна помощь в обработке клиента?
— Нужна!
— Два процента, — тут же сказал Макаров.
Я удивленно вскинула брови:
— Два процента… от чего?
— От суммы сделки.
— За что?! — возмутилась я. — Почему я должна платить вам такие деньги?
— Я научу вас правильно себя вести, — невозмутимо ответил Макаров. — Подскажу, что нужно сделать для того, чтобы братан наш Ероха прикупил у вас искусства тысяч на сто пятьдесят.
— Да? — ехидно спросила я. — А что же он у вас не прикупил искусства тысяч на сто пятьдесят? Неправильно себя вели?
Макаров по-прежнему лежал грудью на столе и сверлил меня прицельным взглядом.
— А вот и не угадали, — сказал он без улыбки. — У меня Ероха ничего не купил потому, что это слишком просто. Братаны не поймут, решат, что он хотел сэкономить. Ну, так что? Продолжаем разговор или вы уже уходите?
— Продолжаем!
— Так мы сговорились? Два процента?
— Сговорились, — подтвердила я.
Макаров откинулся на спинку кресла, лихо развернул крутящееся сиденье, достал из шкафчика открытую бутылку виски. Налил себе еще одну щедрую порцию, потянулся ко мне. Я быстро накрыла стакан ладонью.
— Нет так нет, — не стал спорить Макаров. Вернул бутылку на место, развернулся ко мне и начал лекцию, неторопливо вращаясь в кресле то вправо, то влево.
— Значит, так. Ероха у нас не глава преступной группировки, как следует из прозвища, а вполне респектабельный гражданин. В прошлом был директором алюминиевого завода, два года назад удачно обанкротился. Выстроил себе хижину на берегу моря, озаботился ее украшением. Мои картины Ероха покупать не станет из принципа: они тут слишком хорошо известны. И у вас не станет покупать, если вы не скажете, что выставили их на какой-нибудь зарубежный аукцион. Годится любой, но лучше какой-нибудь именитый. Скажем, «Сотбис».
— Бред! — не удержалась я. Но Макаров сверкнул глазами, и я виновато приложила руку к губам. Воцарилось минутное молчание.
— Бред для профессионала, — продолжал Макаров. — А мы говорим о Ерохине. Он всех этих ваших условностей не знает. Ему хочется купить вещь не очень дорого, но сердито. То есть, чтобы она прошла экспертную оценку у западных профи. Можете организовать свидетельство за подписью какого-нибудь англичанина или голландца? Естественно, он должен быть магистром искусствоведения.
