Анна Дубчак - След страсти
Сейчас, десять лет спустя, когда Арама вспоминал то время, ему становилось не по себе от сознания всей легкомысленности и даже преступности этого заговора взрослых. А ведь все тогда преследовали исключительно свои, личные цели. Родители Риты хотели заручиться согласием Оскара на брак с их подпорченной дочерью (фраза Клары Панариной после трех рюмок коньяка на следующий день после того, что случилось в лесу), чтобы быть уверенными в том, что они отдали ее, как внезапно заболевшую дорогую, породистую собаку, в хорошие руки. Их цинизм так и просвечивал за трагической маской оскорбленных за дочь родителей, и именно он-то во многом развязал руки Оскару, позволив ему поселиться у Панариных до достижения Ритой совершеннолетия, когда их отношения предстояло оформить уже официально. Чудовищный план, аморальный, безнравственный, был ими, однако же, принят и поддержан сгорающим от страсти к Рите Оскаром.
А почему бы и нет? И что греховного в том, что любовник их несовершеннолетней дочери станет жить со всей семьей под одной крышей? Их связь будет только у них на виду, и разве придет кому-то чужому в голову, какие истинные отношения связывают доктора и пациентку, раз рядом находятся денно и нощно ее родители?! Но если Клару понять было легко (Оскар подозревал, что она влюбилась в него и даже где-то на подсознательном уровне на что-то надеется), то поведение Виктора Панарина, тихого и спокойного человека, отца, дочь которого недавно изнасиловали, вызывало по меньшей мере удивление. Согласие на сожительство его травмированной дочери с доктором надо было еще осмыслить, понять, чтобы не случилось так, что прозрение отца наступит позже, когда изменить что-либо будет уже невозможно.
Разве он не понимал, что девочке требуется душевное спокойствие, а не скоропалительный гражданский брак, пусть даже с доктором? Но шли дни, Панарины обговаривали детали совместного существования (где будет спальня молодых, раздельно или вместе пары будут питаться и прочее, и прочее...), так и не выяснив до конца, согласна ли на этот, попахивающий криминалом, сговор сама Рита, а мнения своего Виктор так и не изменил. И тогда Оскар, однажды поставив себя на его место, почти понял причину его согласия. Отцу Риты, вероятно, было трудно представить на месте мужа своей дочери какого-то другого человека, не Оскара, словно все остальные мужчины, которые могли бы возникнуть в ее жизни, были похожи в его глазах на дремучего и грубого лесника.
Понятное дело, Клара не раз пыталась выяснить мнение Оскара по поводу того, как же отнесется сама Рита к тому предложению, которое уже назрело и готово было быть высказанным вслух всеми троими взрослыми. И всякий раз оказывалась недовольной, узнав, что, несмотря на их предельно доверительные отношения, конкретного разговора на эту тему они не вели. И он не лгал. Они ни о чем не договаривались, просто так получилось, что спустя несколько недель после их первой встречи Рита, уже на море, куда они выехали вчетвером («мама, папа, я и Арама») и поселились в закрытом частном пансионате в горах, сама начала провоцировать его на близость. Когда же он попытался что-то предпринять, например, сделал вид, что нечаянно коснулся ее пониже живота в море, где он якобы учил ее держаться на воде, хотя она явно симулировала, что не умеет плавать (о чем ему сразу же поторопилась доложить издали ревниво наблюдающая за развитием их отношений Клара), Рита ясно дала понять, что все это только игра и что никакого продолжения быть не может. Она ничего не говорила, но Оскар прочитал это в ее взгляде. И вот в таких пытках прошла неделя, другая.
Но однажды, лежа на горячем песке и слушая плеск волн, Оскар, глядя, как сверкают на солнце уже наполовину выгоревшие волосы дремлющей Риты (целое утро она мучила его тем, что просила то намазать ее плечи кремом от загара, то застегнуть купальник сзади, то купить ей инжиру или орехов, то поучить ее плавать «как следует», и под конец, утомленная солнцем и сытным обедом из жареной форели и легкого красного вина, уснула), вдруг понял, что происходит и чего добивается от него сильно похудевшая и загоревшая буквально за несколько дней Маргарита. От этих мыслей он пришел в ужас.
Ему стало стыдно, что он, врач с несколькими дипломами, дающими право на медицинскую практику, и опытом работы исключительно с женщинами, так поздно понял мотивы довольно дерзких поступков своей подопечной.
Как ангел, почувствовав за своей спиной крылья, так и он, полагаясь на исключительное доверие к нему четы Панариных, отправившихся осматривать очередной дендрарий, вошел в залитую оранжевым закатным сиянием комнату, где заснула с книжкой в руках их единственная дочь, и, мягко разбудив ее поцелуями, сказал, что любит ее и что хочет быть с ней. Не раскрывая глаз, Рита взяла его голову в свои руки и, как-то счастливо и глубоко вздохнув, потянула его, всего дрожащего и леденеющего от страха и желания одновременно, к себе в объятия. Она снизошла до него, позволила ему сыграть роль своего лесного возлюбленного, но, когда все закончилось, пожала плечами и отвернулась к стене. Она была разочарована, но не смогла откровенно ему в этом признаться. Игра во взрослую женщину завораживала ее и интриговала своими последствиями.
— Ты теперь будешь жить с нами? — Она впервые обратилась к нему на «ты», чему не могла не способствовать ее отчаянная нагота и то, что только что произошло между ними. Натянув на себя до подбородка простыню, доктор Арама, повернувшись лицом к затылку своей смуглой возлюбленной и уткнувшись в ее пахнувшие морем и каким-то фруктовым шампунем волосы, прошептал, что да, он теперь будет жить с ними.
— С тобой, вот так... — И он крепко обнял ее, прижал к себе и замер, слушая, как бухает где-то пониже живота его сердце.
— Мне мама сказала, что вы хотите... — Рита снова съехала на привычное «вы» и тут же, поправившись, добавила: — Только жить будем с тобой в дальней комнате и запираться на ключ.
Они вернулись в Москву, Оскар вложил немалые деньги в ремонт большой, но сильно запущенной Панаринской квартиры, купил мебель и, сильно переживая, что не найдет себе места с Кларой и Виктором под одной крышей, постепенно переехал туда с минимумом вещей, компьютером и коллекцией настольных книг. Для окружающих, однако, он по-прежнему жил в квартире в старом доме в Брюсовом переулке, где изредка принимал гостей, преимущественно своих коллег по работе или пациенток, желающих поближе познакомиться со своим доктором в камерной обстановке, и где, как правило, он и получал свои скромные гонорары.
