Татьяна Устинова - Селфи с судьбой
– А наша повариха Клавдия за грибами ходит.
– Так ведь она знает, куда идти-то! У неё отец до снегов грибы носил, и она умеет. А я даже летом пойду, все с полными корзинами, а у меня три грибочка. Во-он «Торговля Гороховых», видите? Тут у нас всё на виду, рядышком.
– А там что? Часовня какая-то?
– Источник, целебный. Правда, правда! Спуститесь, попейте водички. Повредить точно не повредит, а то и поможет!..
– Зоя Семёновна, а правду говорят, что у вас тут недавно женщину убили?
Она остановилась. Очки сползли, и она неловко поправила их пальцем.
– Да что же это такое, а? – спросила Зоя и раздула ноздри. – Сколько ж это будет продолжаться?! Что вы все ко мне привязались?! Я не виновата, что он её убил! И не знаю, не видела!
Илья не дрогнул.
– Извините меня, – взмолился он и прижал руку к куртке, то есть как бы к сердцу. – Я только что приехал, и… ну, мне рассказали!.. Вы же интеллигентный человек и всё понимаете. Для Сокольничьего это тема номер один на много лет вперёд! Все будут спрашивать!
Упоминание об интеллигентности несколько смягчило Зою Семёновну, и профессор Субботин себя похвалил.
– А мне что делать? Пристают и пристают! Господи, уеду я отсюда, только бы не приставали! Да ещё Витька! Он мухи не обидит, а тут говорят – убил!..
– Так, может, не он убил? Как вы думаете? – осторожно спросил Илья и ошибся!..
Зоя Семёновна стала хватать ртом воздух, замахала на него кошёлкой, замотала головой и стала отступать:
– Что тебе надо?! Что ты ко мне привязался?! Витька убил! Витька убил и сидит! Он, он убил!.. И пусть сидит!
И она бросилась бежать, оставив удивлённого профессора посреди залитой холодным солнцем площади.
– И эту тоже из себя вывел? – спросили рядом. – Или ты просто её укусил?
– Где вы прятались? – осведомился профессор Субботин. – Под кустом? Я вас не заметил.
– Я не пряталась, – объявила поэтесса. – Я просто хотела тебе сказать, что всегда нужно точно знать, с кем имеешь дело! Иначе попадёшь впросак, понял? Вот ты же меня совсем не знаешь!
Раздумывая, что могло так напугать Зою Семёновну, Илья отрицательно покачал головой.
– Не знаешь, – подтвердила поэтесса. – И не узнаешь никогда! А мне, может, просто скучно жить!
…Витька, судя по всему, и есть тот самый алкоголик Петрович, бывший муж экскурсоводши. Почему она закричала – Витька убил и сидит?.. А до этого сказала – он мухи не обидит? Что из этого правда? И почему так важно, что сидит этот самый Витька?
– Я решила, что всем и всегда буду говорить правду. Вот ты часто говоришь правду? Или тебе плевать?
Зоя Семёновна скрылась за углом, пропала из глаз. Илья перевёл взгляд на поэтессу, которая топталась рядом.
– Почему вы называете меня на «ты»? Что за амикошонство? – осведомился профессор Субботин.
Деваха фыркнула, её дреды колыхнулись. Она сунула в них палец с розовым ногтем и энергично почесалась.
– Какие он слова знает! Сколько тебе лет, умник?
– Э-э… тридцать пять.
– Так ты ещё молодой! – И она с силой стукнула его по плечу. – Я думала, ты старше! А я всех молодых называю на «ты». Я терпеть не могу притворства!.. Зачем люди называют друг друга на «вы»? Затем, что они притворяются вежливыми! На самом деле всё сводится к тому, что никто никого не уважает, в грош не ставит! А зачем тогда выкать?! Ты историю русского крестьянства читал?
Илья ещё постоял немного, раздумывая, и пошёл в сторону «Торговли Гороховых».
– Так вот там написано, что на «вы» обращались только к барину, да и то к чужому! Понимаешь? Крестьяне были от земли, от самого корня жизни, они не умели притворяться!
– А почему вы привязались именно ко мне? – поинтересовался профессор Субботин. – Почему не к Матвею?
– Я к тебе не привязывалась! – вспылила деваха. – Ты просто вёл себя, как классная дама! И я решила с тобой поговорить. Может, ты ещё не совсем потерян! Может, в тебе есть нечто человеческое и с тобой можно договориться!
– Договориться со мной нельзя, – перебил Илья. – Как вас зовут? В паспорте что написано?
– Ангел, – сказала деваха, и у неё покраснела шея. – Тебе что, паспорт показать?
– Ни в коем случае! – возразил профессор Субботин. – Вы разразитесь речью о бесполезности документов и о том, что у русского крестьянства вовсе не было паспортов. Зайдём?..
Он распахнул и придержал перед ней крашенную коричневой краской дверь в «Торговлю Гороховых».
В лавке было полутемно и сильно пахло укропом, тмином и ещё чем-то, принадлежавшим к соленьям и маринадам. С правой стороны тянулась длинная конторка со старинными весами – две чашки на длинных цепях, в чашках гирьки. Под сводчатым амбарным потолком висели непонятного назначения ткани, а вдоль стены стояли сундуки и бочки. В бочках громоздились, придавленные камнями, разбухшие деревянные круги.
За конторкой никого не было.
– И где тут могут быть сапоги? – сам у себя спросил Илья. – Кирзовые или хотя бы резиновые?
– Какие сапоги? Ты чего, коллекционируешь сапоги? Или ты с ними фотографируешься?
– Я ношу их на ногах, – сообщил профессор Субботин. – Как русское крестьянство. Об этом написано в книге, которую вы читали?
…Он вовсе не собирался её дразнить! На самом деле не собирался! Отчего-то ему было жаль нелепую деваху с её голой замёрзшей шеей, синими руками и слишком огромной и неудобной курткой с дурацкой магазинной биркой! Нельзя было поддаваться жалости, и он старательно не поддавался.
– Здравствуйте, здравствуйте, проходите, – налегая на «о», пропела толстая бабка в платке, вынырнувшая из задней двери. – Вам чего, родненькие? Огурчиков, капустки?
– Говорят, у вас сапоги бывают?
– Сапоги-и? – протянула бабка тоже как-то округло. – Есть, как не быть! Резиновые, есть и кожаные. Поглядите?
Она вывалилась из-за конторки, они посторонились, подкатилась к тёмному буфету, открыла дверцу, упористо стала на колени и зашарила внутри.
– Вот одни сапожки, резиновые, а вот ещё… щас… кожаные…
Из буфета вывалились огромные уродливые штуки – «сапожки резиновые», а потом ещё что-то. Поэтесса ткнула пальцем в кучу:
– Ты вот это носить собираешься? Или ты рыболов-спортсмен?
– В резиновых уж холодно, хотя если носок поднадеть, может, и ничего, – говорила бабка. – А кожаные одни у меня такие, это дядя Вася Галочкин пошивает, он уж старенький совсем, а сапожник знатный. К нему в семидесятых из Ярославля модницы ездили обувку заказывать. И председателю райисполкома, и колхозному начальству только он сапоги и шил. А как на колодку сажал, как бочки́ прилаживал, лучше всех покупных и заграничных! Да говорю, старый он стал, невмоготу работать. Ну чего? Прикинешь на ногу-то? Вон садись на сундук!..
