Новогодний Подарок (СИ) - Лав Нинель
— Спасибо вам за помощь, Сергей Александрович, — дружелюбно поблагодарила Инна, признавая, что без его помощи ей пришлось бы трудновато, — дальше уж я сама как-нибудь разберусь со своими проблемами.
Она повернулась и шагнула в гостиную.
Дорохов очнулся — вот сейчас она выйдет из прихожей и в его жизни уже не будет этих карих насмешливых глаз, не будет заправленных за ухо каштановых с рыжим отливом волос, не будет ее надуманных проблем и обаятельной улыбки, не будет страстных требовательных поцелуев и нежных рук на его шее, не будет попки под его руками и непреодолимого желания… трахаться с ней без остановки всю ночь. Все его неприятности, связанные с работой, разом отступили, стали не главными, мелкими, не страшными — главным для него вдруг стала эта женщина, освободившая его сердце от ледяного панциря одиночества, вселенского позора, и поставившая во главу угла его простое, мужское желание «потрахаться с бабой»…
«— Если я сейчас ее не поимею — то непременно сдохну…»
Дорохов рванулся, схватил Инну за плечи, повернул к себе, окунулся в ее смеющиеся глаза, подхватил на руки и понес в спальню…
Положил на кровать, навалился, стал мять грудь, сдирать джинсы, не слушая ее возражений и мечтая только о том, чтобы «поиметь ее» сею же секунду…
Она наотмашь рукой хлестнула его по плечу и заорала:
— Прекрати! Я не кусок мяса, чтобы на меня так набрасываться!
Он тут же отрезвел, слез с нее, сел на угол кровати, опустив голову — до чего дошел… на баб стал бросаться, как голодный зверь…
Нахмурившись, Инна несколько секунд смотрела на поникшего мужчину, потом встала на колени за его спиной на кровати, прижалась, обняла и стала гладить его грудь.
Дорохов замер — это что? Прощение?.. но не повернулся и не отреагировал — обиделся, и тогда Инна слезла с кровати и встала перед ним.
— Что, прямо так приспичило? — улыбаясь, спросила она.
Дорохов кивнул.
— Просто у меня джинсы одни… обязательно молнию сломал бы.
Осторожно расстегнув пуговицу, Инна за подбородок подняла его голову. Взгляд Дорохова уперся в злополучную молнию, молния поехала вниз, открывая его взору ее голый живот и полоску черных, кружевных трусиков… Его словно кипятком обдало — кровь снова закипела. Он облапил ее за попку притянул к себе и уткнулся лицом в эти кружевные трусики — пи*дец, как пахнет! обрадованно понимая, что ему дали зеленый свет. И уже не сдерживаясь, подхватил ее, уложил на кровать, стянул джинсы и сбросил свою одежду. Трусики он снимать не стал, от одного взгляда на них член каменел, как у юнца по утрам, и, сдвинув трусики в сторону, мощно и резко взял ее и начал «иметь ее, чтоб не сдохнуть», замирая от ощущений, постепенно убыстряя темп… От его мощного входа Инна восторженно ахнула и успела подумать, что его бывшая — дура, и не просто дура, а «Дура» с большой буквы — такого «мощно-ощутимого» секса у нее никогда не было, прежде чем голова у нее закружилась от взорвавшихся внутри чувственных ощущений. Дремавшая в ней страсть и тоска по мужскому телу тут же проснулись и обрушились на мужчину бурным водопадом чувственных стонов, жарких ласк и ненасытных желаний. Она схватилась за его плечи, выгнулась, сжалась от приближения оргазма и задвигалась ему навстречу, принимая его глубоко, как только могла… И Дорохов, откликаясь на ее «тесное сопротивление», застонал от сладкой муки — его мужское естество словно «тисками зажало» по всей длине, быстрее заработал бедрами, убыстряя и без того жаркий ритм соития, и через считанный секунды, напрягаясь всем телом, подошел к финалу, обильно («до пустых яиц») извергаясь в нее и сотрясаясь волнами наслаждения. Такого бурного, чувственного секса у него сто лет не было… ну, может первые разы, о которых он уже и забыл. «Отстрелялся» и без сил повалился на спину…
— Да-а-а… — улыбаясь, расслабленно-удовлетворенно произнесла Инна, без сил лежа на кровати и с трудом подыскивая слова для его похвалы и выражения своих чувств. — Да-а-а…
— И не говори-и… — довольно улыбаясь, согласился Дорохов, чувствуя полнейший кайф — разрядился и «опустошился» на двести процентов! — Мне тоже понравилось…
— Понравилось? — подскочила Инна и замахнулась.
Руку ее Дорохов поймал, поцеловал и потянул Инну на себя.
Она расслабленно повалилась на его грудь и замерла. Большая мозолистая рука стала гладить ее по спине, по попке, замерла на внутренней стороне бедра…
— Я тебя хочу… — произнесла Инна и потерлась затвердевшими сосками о его грудь.
Дорохов задохнулся от ее признания… давно его никто не хотел!
Он просто приходил с работы, заваливал Люську на кровать или так, наклонял и трахал, шел в душ и заваливался спать, утром шел на работу, приходил с работы, заваливал Люську на кровать, или так, наклонял и трахал…
— А я, то, как хочу…
Он взял ее руку и положил на свое вздыбленное «хозяйство» — на нее оно вставало, как солдатик, да еще и лихо козырял — «всегда готов!».
— Вот это да-а-а… — вновь восхитилась Инна.
— И не говори-и, — согласился Дорохов. — Продолжим?
— Ну-у-у… — тянула она интригу.
Он неожиданно испугался, что она снова передумает и отстраниться от него и заспешил, полез на нее, подмял — таким ненасытным было его желание завладеть ее телом. Инна обняла его и жарко зашептала, чтобы он не спешил, что у них вся ночь впереди, и что она от него никуда-никуда не убежит…
Дорохов ей сразу поверил, и успокоился, и поумерил свой пыл…
— Поласкай меня… — попросила она, вытягиваясь на кровати и закрывая глаза, — а то такими темпами ты своим «орудием» меня до крови сотрешь…
— Что, было больно? — почему-то заволновался Дорохов, хотя раньше никогда не интересовался последствиями своего интенсивного траха — хозяйство у него было немаленькое, а тут почему-то занервничал. — Прости, я не хотел…
— Хотел, хотел! — засмеялась Инна. — Еще как хотел…
— Хотел, но не хотел… — запутался Дорохов и по-военному внес ясность: — Трахнуть хотел, а больно сделать — нет!
— Я поняла, поняла, — подставляя ему губы, проворковала она. — Поласкай… только понежнее…
И он, чувствуя себя виноватым, стал нежно ее целовать (с его то солдатской грубостью и невосприимчивостью к женским желаниям), осторожно гладить ее тело (с его то жесткими ручищами и габаритами), она стонала, изгибалась от удовольствия, брала его руки и водила ими по своему телу, подсказывая, как ей нравится, что его немного шокировало (ничего то ты не умеешь) и рассердило (учить его вздумала!), а потом начало заводить… Чувствуя его поднимающееся желание, она взяла его руку и с нажимом провела у себя между ног…
— Мокро… — констатировал он.
— Ты прямолинеен, как шкаф! — засмеялась Инна и, засовывая его пальцы в «мокрую» себя, жарко зашептала: — Вот теперь можно… В атаку, мой генерал…
И «генерал» ринулся в атаку, и взял «крепость» штурмом, и покорил, заставил кричать от удовольствия и просить пощады побежденную, наполняя ее теплым, вязким «доказательством» своей победы.
Первый раз Дорохову понравился больше — привычнее, жестче, быстрее, хотя… второй раз был необычнее, волнительнее уж точно… с жарким шепотом, томными стонами, со сменой поз, с пальцами внутри нее… мокрой, его аж трясло, хотя он и не кончал… а он и забыл, что так бывает: трясет от запаха женщины, от нежных прикосновений ее губ к шее, от страстных ласк ее тела. Ему понравилось «подчиняться» ей (хотя он никому не подчинялся — даже с начальством ругался матом и мог не подчиниться), исполнять ее желания, начиная понимать, что подчиняться и угождать женщине даже приятно.
11
— Что все это значит? — спросила Властелина, прибежав в кабинет на заполошный крик матери.
Девушка стояла перед открытым сейфом и не могла поверить своим собственным глазам — сейф всегда был полон документов и денег, в нем хранились и оружие отца, и шкатулка с драгоценностями матери. Теперь же сейф пугал своей пустотой.
— Что все это значит? — повторила Властелина, всем корпусом поворачиваясь к побледневшей, как смерть, матери. — Нас что, ограбили?
