Стефани Майер - Сумерки
Я рассмеялась.
— Боюсь, что ты пристрастен.
— Я так не думаю. Не забывай, у меня превосходное зрение.
Мы снова кружились в тесном объятии, мои ноги покоились на его ногах.
— Так ты объяснишь мне наконец, зачем все это? — поинтересовалась я.
Он ответил недоуменным взглядом. Я со значением покосилась на бумажные гирлянды на стенах.
Он на секунду задумался, а потом повернул в другую сторону, и мы, не прерывая танца, стали потихоньку продвигаться сквозь толпу в сторону запасного выхода из спортзала. Я мельком увидела танцующих Майка и Джессику — оба с любопытством смотрели в нашу сторону. Джессика помахала мне, и я ответила быстрой улыбкой. Анджела тоже была здесь. Она вся сияла от счастья в объятиях маленького, на голову ниже нее, Бена Чейни — они не отрывали глаз друг от друга. Ли и Саманта, сердито глядящая на нас Лорен и Коннор — я могла бы назвать по имени каждого, кто был вместе с нами в этом зале. Но вот мы оказались снаружи, в холодном тусклом свете тающего заката.
Как только мы остались одни, он подхватил меня на руки и понес прямо по траве к скамейке, стоявшей в тени земляничных деревьев. Там он уселся и пристроил меня к себе на колени. Луна уже взошла, она то и дело проглядывала сквозь полупрозрачные облака, и лицо Эдварда посверкивало бледными искрами в ее белом свете. Его рот был сжат, в глазах затаилась тревога.
— Итак, в чем цель? — мягко напомнила я.
Он не услышал, глядя вверх, на луну.
— Снова сумерки, — тихо проговорил он. — Опять конец. Неважно, насколько прекрасен был день — он обязательно должен закончиться.
— Есть вещи, которые могут не заканчиваться, — моментально насторожившись, сквозь зубы сказала я.
Он вздохнул.
— Я привел тебя на выпускной, — медленно начал он, наконец отвечая на мой вопрос, — Потому что я хочу, чтобы ты ничего не упустила. Не хочу, чтобы из-за меня ты лишилась чего-нибудь, если можно этого избежать. Я хочу, чтобы ты оставалась человеком. Чтобы твоя жизнь шла так, словно я умер в тысяча девятьсот восемнадцатом году, как должен был.
Меня передернуло от этих слов, и я сердито покачала головой.
— В каком из неведомых параллельных миров я вообще оказалась бы на этом выпускном по собственной воле? Да если бы ты не был в тысячу раз сильнее меня, тебе ни за что не удалось бы провернуть это дело!
Он коротко улыбнулся одними губами.
— Ты же сама сказала — было не так уж плохо.
— Потому, что я была с тобой.
Мы с минуту помолчали: он смотрел на луну, а я — на него. Мне очень хотелось найти способ объяснить ему, насколько мало меня интересует эта «нормальная человеческая жизнь».
— Можно тебя кое о чем спросить? — он посмотрел на меня с легкой улыбкой.
— Спрашивай, о чем хочешь.
— Пообещай ответить, — с усмешкой попросил он.
Я поняла, что очень скоро об этом пожалею, но ответила:
— Обещаю.
— Ты, кажется, искренне удивилась, когда поняла, что мы едем сюда, — начал он.
— Совершенно искренне, — вставила я.
— Да, совершенно, — согласился он. — Но были же у тебя какие-то предположения? Интересно, для чего, ты думала, я тебя наряжал?
Ага, вот и они — запоздалые сожаления. Я поджала губы в нерешительности.
— Не хочу говорить.
— Но ты обещала, — возразил он.
— Знаю.
— В чем же дело?
Я понимала: он думает, что я просто стесняюсь.
— Боюсь, что ты либо разозлишься, либо расстроишься.
Он сдвинул брови, обдумывая мои слова.
— И все равно я хочу знать. Пожалуйста!
Я вздохнула. Он ждал.
— Ну… Я подумала, что есть… какой-то важный повод. Но никак не предполагала, что это какая-нибудь банальная человеческая ерунда… вроде выпускного! — Я фыркнула.
— Человеческая? — неживым голосом переспросил он. Без сомнения, он правильно уловил ключевое слово.
Я опустила глаза и стала теребить легкую шифоновую оборку. Он молча ждал продолжения.
— Ну ладно, — я стремительно раскрыла карты. — Я надеялась, что, может быть, ты передумал… что ты наконец решил изменить меня.
С десяток чувств промелькнули одновременно на его лице. Некоторые из них я смогла определить: гнев… боль… а затем он взял себя в руки, и осталось только насмешливое удивление.
— И ты решила, что черный фрак — самая подходящая одежда для этого случая? — съязвил он, коснувшись своего лацкана.
Чтобы скрыть смущение, я сердито уставилась на него.
— Я не знаю, как это делается. По мне, так это гораздо разумнее, чем выпускной.
Он продолжал улыбаться.
— И это не смешно, — добавила я.
— Ты права, совсем не смешно, — улыбка медленно угасла. — Но лучше я отнесусь к этому как к шутке.
— Я говорю серьезно.
Он глубоко вздохнул.
— Я понимаю. Ты что, действительно так этого хочешь?
В его глазах снова стояла боль. Я закусила губу и кивнула.
— Так будь готова к тому, что придет конец— тихо проговорил он как бы про себя. — К тому, что наступят сумерки твоей жизни, которая едва началась. Приготовься расстаться со всем, что у тебя есть.
— Не конец, а начало, — еле слышно возразила я.
— Я этого не стою, — печально сказал он.
— Помнишь, ты говорил мне, что я не в состоянии увидеть ясно саму себя? — спросила я, подняв брови. — Совершенно очевидно, что ты так же слеп.
— Я знаю, что я такое.
Я вздохнула.
Но его подвижное, как ртуть, настроение вдруг переменилось. Он поджал губы и долго изучал мое лицо испытующим взглядом.
— Так ты готова? — спросил он.
— Угм, — я судорожно сглотнула. — Да.
Он улыбнулся и медленно наклонил голову. Прохладные губы коснулись моей шеи чуть пониже уха.
— Готова прямо сейчас? — прошептал он, и его дыхание холодом овеяло мою кожу. Я невольно вздрогнула.
— Да, — шепотом, чтобы не сорвался голос, ответила я. Если он думал, что это блеф, его ждет разочарование. Я приняла решение и была в нем уверена. И неважно, что мое тело одеревенело как доска, руки сжались в кулаки, а рот судорожно хватал воздух…
Он мрачно засмеялся и отодвинулся от меня. Он и вправду был разочарован.
— Нечего думать, что я так легко сдамся, — проговорил он, но в насмешливом тоне мелькнула горькая нотка.
— Девушкам мечтать не вредно.
Он поднял брови.
— И об этом ты мечтаешь? О том, чтобы стать монстром?
— Ну, не совсем об этом, — ответила я, недовольная выбором определения. Тоже мне, монстр. — В основном я мечтаю о том, чтобы всегда быть с тобой.
Его лицо стало мягче и печальнее — он уловил отголосок боли в моем ответе.
