Анна Малышева - Западня
Ему стало жарко, он подошел к окну и пошире открыл его. Ни луны, ни звезд Михаил не увидел, значит, небо было в тучах — так темно, что не различишь. Если бы пошел дождь… У Ирины никакой сигнализации не было — Наташа рассказывала, как просто они вошли в квартиру вслед за старухой-соседкой. Значит, было достаточно копии ключей. Но тогда… Тогда убийцам вовсе не нужно присутствие в доме хозяйки! Напротив — они бы постарались обокрасть квартиру, когда Ирины нет дома! Когда они точно знают, что она придет не скоро… Фуршет после репетиции… Фуршет. Ее праздник, с которого она, наверное, ушла одной из последних… Но ведь кто-то ушел сразу после спектакля! Когда он зашел за занавес и увидел актеров с шампанским в пластиковых стаканчиках, он Подумал…
Подумал…
Михаил сорвал телефонную трубку и набрал Наташин номер. Ее позвали с неохотой — видно, эти звонки неизвестного мужчины стали раздражать родителей. Наташа, услышав его голос, испугалась:
— Что случилось? Все отменяется? , — Вспомни, кого не было на фуршете; двадцать восьмого мая? Ваш последний спектакль с Ириной, потом фуршет — вспомни!
— Кого не было? — растерялась она. — Я не знаю, я не помню… Милена ушла пораньше…
— Нет, кто-то ушел еще раньше! Какая-то из девиц, я еще подумал — странно, что она не соблазнилась шампанским!
Наташа запаниковала и обещала вспоминать всю ночь.
Если вспомнит — сразу перезвонит, в любой час. Можно?..
Но он уже вспомнил сам. И покрылся испариной — на эту девушку никто не думал.. Красавица-аристократка. Лена.
— Почему вы молчите? — жалобно спросила Наташа. — Так можно вам звонить ночью?
— Не надо, — опомнился он. — Ложись спать. Завтра все объясню.
* * *Во вторник Анастасия вернулась с работы поздно — ее никто не задерживал, она осталась сверхурочно по собственной инициативе. И уж конечно, не для того, чтобы выслужиться перед Алисой. Настя делала вид, что в упор ее не замечает. Та держалась такой же политики. Ни слова про пистолет, про звонок следователя — Алиса даже не упомянула об этом. И Настя поняла — победа! Почти победа! Во всяком случае, день был явно удачнее вчерашнего. Домой ее привез Петр. Он все еще хмурился, явно прикидывая, какую кару придется нести за умолчание о пистолете. Но Настю, конечно, ни в чем не упрекал. Даже улыбнулся, сказав, что к тому времени, как новая косточка авокадо пустит росток, Настя явно получит повышение по работе.
— Надеюсь, ты меня повысишь раньше, — возмутилась она. — Косточка прорастает месяца четыре!
Они попрощались у подъезда, и Настя поднялась к себе одна. Позвонив в дверь, она обмерла — в ответ раздался знакомый, такой знакомый собачий визг!
— Синатра! — Черный комок выкатился ей под ноги, порвал тонкие колготки, расцарапал лодыжку. Настя схватила извивающуюся, похожую на угря собаку и прижала ее к груди:
— Синатра, надо же!
Колька вопил, пытаясь вырвать собаку и прижать ее к себе. Мать, запирая за Настей дверь, возбужденно рассказывала, как она повела детей гулять в парк, как они увидели мальчишек, которые волокли на веревке таксу, как такса вдруг завизжала и стала грызть веревку.. Мальчишки отдали собаку не без боя, но выхода у них не было — увидев своего прежнего маленького хозяина, Синатра обезумел, стал рваться к Кольке. Пришлось обрезать веревку, иначе собака повесилась бы па ней. Оказалось, мальчишки только что отловили таксу на помойке и гордо повели гулять.
— Две недели где-то шлялся! — Настя наконец отпустила собаку и тщательно ее осмотрела. — Вроде не покусали… Знаешь, надо купить ему таблетки от глистов, мало ли чего он нахватался на помойках, а тут дети с ним целуются…
В дверь опять позвонили — это вернулся из магазина отец. Он был здесь, когда жена прибежала с прогулки, катя коляску с Леркой и волоча за собой мальчишку с собакой.
В руках у отца Настя увидела коробку с тортом.
— Для этого артиста! — торжественно объявил отец и, перерезав бечевку, снял крышку:
— На, лопай! , И собака, не заставляя себя долго упрашивать, поставила передние лапы на край торта и стала есть — из середины. Настя никогда бы не поверила, что отец способен устроить такое безобразие — она-то помнила, как он обиделся, когда собака уничтожила приготовленный для родителей торт. Она и сама тогда возмутилась и даже прибила наглую тварь. Но сейчас с умилением смотрела, как такса ест и толстеет на глазах. Наконец Синатра громко вздохнул и, стуча когтями, отошел в сторонку. Взобрался на кресло, внимательно оглядел собравшихся и сделал вид, что уснул. Один из его обычных номеров — чтобы «не слышать», как его прогоняют с кресла. Но сегодня никто не посмел бы тронуть собаку. Все были счастливы.
Настя возилась с маленькой Леркой, когда к ней в спальню заглянула мать:
— Слушай, как ты считаешь, нужно сообщить следователю, что собака вернулась?
Вопрос Настю рассмешил, но так как дочка уже засыпала, она только улыбнулась и негромко ответила:
— Хотя Синатра и вредина, но огнестрельным оружием считаться не может. Я и так вчера сообщила про пистолет. Может, на свою голову. Этот Валентин Павлович, наверное, до сих пор рвет и мечет.
Валентин Павлович в этот поздний час все еще сидел на работе. Сказать, что он был озадачен — значило мягко выразиться. Вчера он передал данные по пистолету в розыск. Должны были проверить все всплывшее с двадцать пятого мая оружие — бесхозное, конфискованное, найденное, брошенное… Марка была не очень распространенная, и, несмотря на то что серийного номера никто сообщить не смог, Балакирев рассчитывал, что оружие рано или поздно всплывет и будет замечено. Но он и думать не мог, что оно уже приобщено к делу… Правда, совсем к другому.
Справку о «Таурусе» он получил в пятом часу вечера — Балакирев как раз заварил чаю и отдыхал, блаженно вспоминая позавчерашний дачный денек, осторожно поводя сгоревшими плечами — их неприятно раздражала ткань рубашки. Ничего дурного он в эти минуты не ждал. Во всяком случае, ничего особенно дурного…
Выяснилось, что шестизарядный пистолет «Таурус» бразильского производства уже проходил по делу об убийстве или самоубийстве Ирины Сергеевны Гульчук, пятьдесят седьмого года рождения, москвички, руководительницы театра-студии «Жест»…
Прочитав это, Балакирев оцепенел. Из справки значилось, что Гульчук застрелилась или была застрелена вечером двадцать восьмого или ночью двадцать девятого мая. Юрий, присутствовавший при получении справки, тоже был озадачен.
— Надо же, ведь наша вещь, а куда попала, — проговорил он. — У Мулевина пистолет взяли двадцать пятого и уже через три дня пустили в дело. Оказывается, был глушитель, вот почему никто не слышал выстрела. А как же наш Ватутин?
