Анна Дубчак - Крюк, или Анданте для одной молодой женщины, двух мертвых бабочек и нескольких мужчин
– Он сказал, чтобы ты оставила эту пряжку себе на память – может, еще встретитесь…
– Неужели? – Ольга прижала пряжку к груди. Ей захотелось обнять Моцарта. – Какой же ты красивый, Амадей. Это ничего, что я на «ты»? – Глаза ее блестели, щеки разрумянились. – Я рада, что ты жив и здоров… Пиши, Моцарт, пиши больше! И еще: спасибо тебе за «Анданте»… – Она поцеловала его в напудренный парик и, чувствуя, как ее подхватывает какой-то невидимый, мощный и теплый поток воздуха, крикнула: – Только бы мне не забыть эту мелодию! Только бы не забыть…
Тут она увидела яркую вспышку… и очнулась в подъезде.
Голова кружилась, ноги подкашивались, сумка валялась на цементном полу. Ольга открыла дверь своим ключом и остановилась на пороге. К дверному косяку был прибит новенький металлический крюк. Не обращая внимания на изуродованный рваными дырами паркет и изрешеченные гвоздями стены, она повесила на него сумку и заглянула в комнату.
Сергей, подложив под голову кипу газет, крепко спал. Рядом с диваном, возле аккуратно поставленных друг к дружке домашних тапочек, высилась груда выломанных крючков.
– Сизов, – ласково позвала Ольга, присела рядом с мужем на диван и провела ладонью по его волосам, щеке, губам… Ей не верилось, что она дома.
Он тут же проснулся.
– Ты? Где ты была? – сонно спросил муж.
– Сизов, – Ольга прильнула к нему и потерлась головой об его плечо, – Сизов, миленький, как же я по тебе соскучилась! Что бы я делала без тебя? Если бы ты знал, где я сейчас была…
– Ты – последняя идиотка! – вскричал он, поднимаясь. – Тебя не было почти трое суток! Я поднял на ноги всех знакомых, родственников, звонил твоей матери, в больницы, морги!..
Ольга растерялась – она не знала, что ответить и испуганно смотрела, как муж носится по квартире. Наконец, Сергей остановился перед ней и, вздохнув, попросил:
– Ну, выкладывай, чего уж там… Если нашла себе другого – так и скажи, мешать не буду. Но я так больше не могу… Что ты молчишь? Как будем жить дальше?
– Не знаю… Можно послушать музыку, сходить в парк, покататься на лодке… – Она достала серебряную пряжку и протянула ее Сизову: – Смотри! Неужели ты ничего не помнишь?
Сергей только пожал плечами и покрутил пальцем у виска.
– Сергей, – сказала Ольга, едва сдерживая слезы, – нам нужно быть всегда вместе… – Она крепко зажала в ладони пряжку. – Надо уметь видеть в этой жизни прекрасных бабочек, слушать великолепную музыку, надо радоваться теплому солнечному дню… Я не умею говорить, но я очень многое поняла за это время. Мы должны жить и любить друг друга. Не знаю, где я была, но, поверь, иногда надо пускаться в такие фантастические путешествия…
– Ты что, выпила? – Сизов подошел к ней. – Хорошо, я все прощаю заранее, но ты мне можешь сказать все-таки, где ты была?
– Нет, – всхлипнула Ольга. – Я не знаю, где была, но там было так хорошо… Я была по Ту Сторону Жизни. Понимаешь, когда я увидела, что ты сделал с прихожей, увидела эти отвратительные крючки, я поняла – это конец. И зажмурилась, чтобы не видеть всего этого и…
Сизов, не дослушав, устало махнул рукой и снова покрутил пальцем у виска.
Ольга молча прошла на кухню, принялась разбирать сумку. Взяв в руки пряжку Моцарта, она решила: «Раз есть пряжка, значит, был и Моцарт, а значит, был и Сизов. И парковая аллея, и театр. Все было. Но где?» Слезы закапали сами, но вдруг она замерла и прислушалась: за стенкой, у соседей, кто-то медленно, спотыкаясь, разучивал «Анданте» Моцарта…
…Было тепло и солнечно. Тихая речная заводь отражала кусок голубого неба. Ивы, выгнув свои зеленые спины, чуть подрагивали белесыми узкими листьями. На старом, умытом дождями и волнами обломке дерева сидел Сизов. Он ловил рыбу.
– Ты разговариваешь со мной уже добрых полчаса, а я тебя не вижу… Кто ты? – спрашивал он, оглядываясь по сторонам.
– Зови меня просто Ольгой.
– Какое красивое имя… Тонкое и грациозное…
– Обычное.
– Расскажи мне обо мне, – попросил Сизов, забыв об удочке. Его разморило, и теперь он почти лежал на дереве, впитывая в себя благостный и теплый солнечный свет. – Я совсем ничего не помню…
– Ты был несчастлив в своей настоящей жизни, – откуда-то из-за ивовых ветвей прожурчал нежный женский голос. И надолго замолк…
