Джудит Гулд - Плохо быть богатой
Стараясь сдержать стон, Антонио вцепился в край стола. Боже праведный… Он закрыл глаза в немыслимом блаженстве. Согнутый вдвое, он буквально распластался на широкой столешнице. На нем оставались пиджак и рубашка с галстуком, однако брюки с подштанниками свалились куда-то к ботинкам, выставив на обозрение голые, покрытые пухом ягодицы.
Морщась от боли и наслаждения, он упивался каждым движением, каждым ударом, которым награждал его этот крепкий жеребчик. Никогда еще удовольствие не было столь глубоким и полным… Одно мгновение боли — и бесконечный восторг…
Дикарь, просто дикарь, успел подумать Антонио, уносясь в высоты чувственной радости. Грязное, грубое животное… Секс-машина…
Он снова закрыл глаза, почувствовав на себе крепкие, грубые руки парня.
— Так, — едва выдохнул он. — Да… да… так… Антонио открыл глаза в тот самый момент, когда прямо перед ним, в нескольких метрах от стола, распахнулась входная дверь. В ужасе он впился глазами в дверной проем. Дорис Баклин! Он назначил ей примерку на десять пятнадцать!
Жгучая краска стыда залила ему щеки. Лучше уж сразу умереть…
Дорис Баклин застыла в дверях, судорожно хватая воздух широко раскрытым ртом, как выброшенная на берег рыбина, не в силах отвести взгляд от смуглого парня, уверенно продолжавшего свое дело, слегка склонившись над ведущим модельером-дизайнером 7-й авеню Антонио де Рискалем: важнее ничего на свете для него не существовало. В довершение всего, словно одной Дорис Создателю показалось мало, из-за ее плеча выглядывала потрясенная Лиз Шрек.
Антонио закрыл глаза, опустил подбородок на столешницу и застонал от отчаяния. Как бы он хотел, чтобы половицы сейчас расступились, поглотив его с головой… О-о, а еще лучше, чтобы гром небесный обрушился прямиком на Дорис Баклин и эту чертову секретаршу, испепелив их!
Стон восторга, который испустил парнишка, завершив свое дело, лишь добавил новые краски в это сюрреалистическое полотно.
— Я кончаю, — выдохнул парень, — кончаю… Резкий звук захлопнувшейся двери вернул Антонио к реальности. Приоткрыв один глаз, он убедился, что женщины действительно ушли, и только после этого осторожно открыл глаза.
Жеребчик наконец-то отвалился от Антонио, но тот даже не почувствовал этого. Он устало заставил себя оторваться от стола.
Стягивая презерватив, парень гордо заметил:
— Смотри, через край!
Антонио даже не взглянул в его сторону. Настроение было паршивейшее. Он краем уха уловил шлепок плюхнувшейся в корзину для мусора резинки.
Парень натянул джинсы и быстро застегнул молнию.
— Ну что, как я тебя? — Довольная улыбка растянула его лицо от уха до уха. — В следующий раз засвербит, только свистни.
Антонио медленно обернулся. Уперев в парня невидящий взгляд, он выдохнул:
— Пошел вон.
— Чего-о? — В голосе парня зазвучали нотки угрозы. — Слушай, ты… За тобой должок. Три сотенных. — Он протянул руку ладонью вверх. — Я тебя трахнул? Давай плати.
Да, меня трахнули, потерянно подумал Антонио. Или я сам себя трахнул?
Парень вызывающе сделал пару шагов вперед.
— Три сотни, гад, — прорычал он.
Как автомат, Антонио подтянул брюки, достал бумажник и вынул оттуда три хрустящие сотенные бумажки.
— А теперь убирайся… — повторил он еле слышно.
— Чего стряслось-то? — Парень зло уставился на него. — Тебе не понравилось?
— Да уходи ты! — взмолился Антонио. Он рухнул во вращающееся кресло за столом и сжал голову руками. Затем резко вскинул глаза: — Не туда! Через другую дверь!
— Да ладно тебе…
Он услышал, как дверь за парнем захлопнулась. Наконец-то он один.
Он просидел не шелохнувшись довольно долго: не было ни сил, ни малейшего желания возвращаться в реальность. После того, что случилось… Непонятно, как вообще он сможет взглянуть в глаза Лиз или Дорис Баклин.
На какое-то мгновение его охватило отчаяние. Что же делать?
Решение пришло неожиданно, пронзив простотой и ясностью. Анук. Его жена. Нужно срочно позвонить Анук…
Он с силой потер вспотевший лоб.
Анук скажет, что делать. Она умеет найти выход из самой безвыходной ситуации.
Дрожащей рукой он потянулся к телефону и набрал домашний номер, с нетерпением считая про себя звонки. Один… Два…
"Анук… Анук… Анук…" — мысленно посылал он сигналы домой, нетерпеливо барабаня нервными пальцами по стеклянной столешнице.
Неужели она уже ушла?
— Она должна подойти, — пробормотал он тихо. — Анук, подойди же! Ну пожалуйста!.. О Господи, — молил он, — только бы она была дома!
Четыре звонка. Пять…
— Ну пожалуйста, ну же… — стонал Антонио, слушая, как в его квартире на 5-й авеню раздается уже шестой звонок.
5
— Когда-нибудь, — нежно проворковала Анук де Рискаль, поглядывая в обрамленное черепаховой рамой зеркало на своего парикмахера, — ты доиграешься. Отрежут тебе твою штучку. Тогда не ищи у меня сочувствия.
— О-о! — в притворном ужасе простонал Вильгельм Сент-Гийом, профессионально-небрежно поигрывая мягкими, сверкающими и черными как вороново крыло волосами Анук. — Ах, гадость, гадость, гадость… Ну и как нам сегодня спалось? — Парикмахер говорил с легким, едва заметным акцентом жителя континента.
— Нам спалось превосходно, спасибо, — язвительно отозвалась Анук. Окруженная королевской роскошью обитой томно-фиолетовым бархатом и обставленной в русском стиле девятнадцатого века спальни, она улыбалась зеркальному отражению своего похожего на паука парикмахера, который каждые три дня, пока она оставалась в своей городской квартире, приходил к ней, чтобы в уединении ее апартаментов совершить очередное таинство с ее волосами.
Вильгельм подозрительно покосился на нее в зеркало и слабо всплеснул руками:
— Неужели же я, который знает каждый сантиметр этой прелестной головки и который не видел вас целый месяц…
— Понятно, не видел, Вильгельм. Я же была в Карайесе и Лас-Хэдасе.
— А я-то думал, что в Бразилии… — Его пальцы, похожие на щупальца паука, ловко орудовали с волосами. — Видите ли, у меня прекрасная память, и эти крохотулечки-шрамики за этими очаровательными ушками… Их определенно не было там до вашего отъезда… — Он торжественно приподнял всю массу ее волос и внимательно осмотрел кожу за ушами. — Я бы сказал, это работа Иво Питэнгея, точно, его. — Глаза парикмахера сверкнули, метнув на Анук в зеркало торжествующий взгляд. — Мадам сделала себе еще одну подтяжку! — прошептал он убежденно.
Анук даже бровью не повела.
