Марина Григ - Любовник поневоле
Дела шли в гору, бюджет предприятия рос, Роман с друзьями просто горели на работе, и компания зарабатывала приличные деньги. Павел вернул себе вложенное, расплатился с кредиторами и превратился во владельца преуспевающего предприятия, перед которым не переставали открываться новые горизонты. Он начал чувствовать себя богатым человеком, купил новую машину — на сей раз иномарку, съездил на отдых в Италию, щедро помогал матери и сестре. Все шло хорошо, он был почти доволен.
И тут появилась Ирина.
АленаЯ не верю своему счастью: у меня все получилось. Как это американцы говорят? «Я сделал это!» Да, я сделала это, я добилась своего.
Мы с Павлом были на Кипре, целых десять дней я была с ним. Он сказал, что хотел бы поехать в Испанию, это его любимая страна, но тогда надо было делать мне визу, могли возникнуть сложности. Я ответила, что мне все равно куда — лишь бы с ним. И это правда — я еще успею поехать в Испанию, возможно, даже с ним, если у меня и дальше все получится. А на сей раз главное было поехать, пока он не передумал. Тем более что на острове этом все было как в сказке…
Павел — мой Павел! — снял нам шикарный номер с видом на море. Я никогда не жила в такой роскошной гостинице — впрочем, я никогда не выезжала заграницу вообще, но это не важно. Я наслаждалась буквально всем: и удобством номера, и едой, и солнцем, и морем, и деньгами — он дал мне тысячу баксов и сказал, что я могу их тратить как захочу. Но главное — он, мой любимый, мой единственный. Он был так скован в первую ночь — мне пришлось взять на себя инициативу. Я смогла зажечь его! Мне показалось, что ему было хорошо. Впрочем, что это я? Какому мужику не было бы в кайф с женщиной, которая не только молода и весьма симпатична, но еще и безумно любит и старается угодить ему во всем? А мне так хотелось, чтобы ему было хорошо, чтобы он ждал следующую ночь, и следующую, и так — до самого отъезда. Целых десять ночей! В первый день мне казалось, что это много. Сейчас, когда все позади, я понимаю, как это было мало. Но на большее я не могла надеяться, и он прямо заявил мне об этом в первый же день.
Мы лежали с ним в огромной кровати, и мне так хотелось провести ладонью по его лбу — раньше он очень любил, когда я делала это. Говорил, что мои руки снимают головную боль и успокаивают. Но я боялась спугнуть счастливое мгновение, боялась, что он отвернется и заснет.
— Тебе хорошо? — вдруг спросил он.
— Господи, ты еще спрашиваешь! — вырвалось у меня. — Я просто счастлива, как ни одна другая женщина на земле.
— Аленка, послушай меня. Я не собираюсь огорчать тебя, но и не хочу, чтобы у тебя появились иллюзии. Все, что происходит сейчас между нами, — это лишь мгновение, на которое я согласился только потому, что ты оказалась в такой ситуации, и отнюдь не потому, что у меня остались какие-то чувства по отношению к тебе. Я люблю одну женщину, это моя жена, и я счастлив с ней. Мне больше никто не нужен, пойми. Ты должна дать мне обещание, что после возвращения оставишь нас в покое. Я очень сочувствую тебе, я готов помочь тебе деньгами — сколько надо, но больше ничего я не смогу для тебя сделать. Договорились?
Ну конечно, ему надо было разрушить мой сладкий сон, мою мечту, напомнив, как он любит свою корову. И я вынуждена была обещать ему все, лишь бы он замолчал, лишь бы любил меня в остальные дни и ночи. Надо отдать ему должное — Пашка больше ни разу не заговорил об этом — наоборот, он был внимателен, щедр, заботлив, старался доставить мне как можно больше удовольствия. Будто извинялся за то, что ему все эти блага доступны, а мне нет. Со стороны мы, несомненно, производили впечатление счастливой пары. Но, Боже мой, каким холодом веяло от него при этом!
Только в последний день он заметно оживился. Вначале меня это вдохновило, а потом я поняла: дура, он же радовался тому, что скоро все это кончится! Последняя наша ночь не стала тем апофеозом любви и страсти, как я себе нафантазировала. Павел был просто дежурным любовником, не более того. И уже окончательно ушел от меня, когда мы сели в самолет, взявший курс в мою постылую жизнь. Честно говоря, я тогда горько пожалела, что все, что я наговорила ему…
6
Ирина Ростовцева мечтала иметь детей — мечтала страстно, все последние четыре года, с тех пор, как они решили, что пора наконец завести ребенка. Но через несколько месяцев выяснилось, что это не так-то просто. То, что другим давалось легко и естественно, для них с Павлом превратилось в неразрешимую проблему. Диагноз врачей был суров: Ира не может иметь детей, и никакие операции и лекарства ей не помогут. Они не смирились с этим приговором, поехали за границу, но в Германии ей повторили диагноз — не поможет ничего, даже искусственное оплодотворение. Она вернулась потрясенная — Павел, который вынужден был улететь в Москву на пару дней раньше, встревожился, увидев жену в каком-то странном, отрешенном состоянии.
С тех пор она почти не говорила об этом. Не говорила ни с кем и решительно пресекала попытки со стороны кого бы то ни было — Павла, матери, Аси — начать обсуждение проблемы заново. Она страдала молча, но близкие видели, как ей трудно, и старались тоже молчать — ребенок был запретной темой, и каждый раз, когда общий разговор или даже фильм по телевизору касался в той или иной форме детей, все старались оградить Иру от лишней боли. Как-то раз Павел пришел домой, держа что-то на груди, под курткой. Ира чуть слышно ахнула, увидев совершенно очаровательного котенка ослепительно белого цвета — он был совсем махонький, пара недель от роду. Она тут же схватила малыша, прижала к себе, послала мужа в магазин за молоком, «Вискасом» и кошачьими туалетными принадлежностями.
Весь вечер она возилась с котенком, кормя и лаская, пока он не уснул. А утром молча собрала все купленное и отвезла малыша к матери — без каких-либо объяснений.
Со временем она, казалось, успокоилась. Работала много, настроение было замечательным, жизнь наладилась, но родные догадывались, что боль не исчезла — она лишь притупилась, точнее, затаилась в ожидании решения. Вначале Ирина просто запретила себе думать о ребенке — ну, не дал ей Господь такого счастья, значит, не суждено. Но очень быстро поняла, что от проблемы не уйти — страдания были порой просто невыносимы. Она ловила себя на том, как жадно всматривается в чужих детей, как страстно обнимает и целует детей подруг или родственников. Это становилось уже патологией, и она понимала серьезность своего положения. Понимала и то, что никто, кроме нее, даже Павел, не сможет решить проблему. И она решилась — впервые за последнее время позволила себе всерьез и спокойно подумать об этом. Без истерики, без надрыва уговаривала себя: сотни, тысячи людей имеют ту же проблему и нормально решают ее. Значит, и она может. Но как? Именно поэтому она пошла к Тишковым — ей надо было встретиться с Наташей.
