Елена Мейсак - Разбитая гитара. Книга 1
Обзор книги Елена Мейсак - Разбитая гитара. Книга 1
Елена Мейсак
Разбитая гитара
Книга 1
Книга посвящается моей маме.
Ничто не может сломать Скорпиона, если он сам этого не захочет.
Силу этого характера я писала с тебя.
Пролог
Был уже ноябрь, но осень словно бы и не торопилась в этот уголок Балкан. Погода переменчиво и торопливо менялась, то светило яркое солнце, зажигая яркими красками поблекшие листья, то вдруг начинал идти протяжный моросящий дождь, мучительно размазывая грязь по лугам и холмам, словно ребенок манную кашу по тарелке.
Этот день ничем не отличался от всех остальных. В небольшом каньоне стояла утренняя тишина, наполняя воздух предрассветной негой. Из общей картины выделялись лишь две березы, росшие вдоль тропинки. Здесь очень редко можно встретить березу, и два черных ворона, словно бы зная об этом, устроились на верхушке одной из них, раскачиваясь на ветках.
Буквально в двух шагах от этой идиллической картинки можно было заметить свежевырытый котлован. Мертвым чревом зиявшая дыра напоминала тело, разрезанное хирургом-дилетантом, но так и не зашитое. Коричневая глина после недавно прошедшего дождя устилала пространство вокруг, делая все таким противным и неприятно скользким.
На краю котлована стояла живая линия из странно одетых людей. Ветер развевал фалды черных фраков и красивых длинных платьев. Казалось бы, люди собрались на званый ужин или изысканный бал. Но если приглядеться поближе, бал этот скорее бы напомнил гниющий ад, где правил не кто иной, как сам дьявол.
Одежда людей была во многих местах порвана, висела клочьями и практически вся испачкана. Волосы были всклокочены, а к ногам прилипли куски глины. Оторванные края одежды обнажали израненные руки, на лицах стоявших можно было увидеть иссиня-черные кровоподтеки. У кого-то были разбиты губы, и сквозь это месиво сочилась кровь.
– Целься! – словно ножом разрезал тишину противный мужской фальцет.
Головорезы в черно-серой камуфляжной форме и черных масках на лицах в одно мгновенье вскинули десятки автоматов и направили их дула в сторону стоявших у края котлована людей. Вороны испуганно сорвались с березы и, торопясь, ретировались.
Эти люди почему-то уже никак не реагировали на происходящее. Не пытались бежать, упасть в котлован, вообще никак не боролись за свою жизнь.
Они обреченно и совершенно молча стояли у края. Их ноги были широко расставлены, а руки сцеплены за головой в замок. Бледные, измученные лица их застыли, словно посмертные маски. Никто не попытался хотя бы как-то оттянуть роковой момент, который ждал их с фатальной неизбежностью.
Казалось бы, эти люди очень много времени провели взаперти. Их тела источали смердящий запах немытой плоти. Раны кое-где начинали гноиться, представляя собой отвратительное зрелище. Повнимательнее посмотрев вокруг, можно было увидеть, что адово горнило разметало вокруг котлована какие-то непонятные инструменты.
То там, тот тут можно было увидеть раздавленные деки виолончелей, валявшиеся в грязи мундштуки тромбонов, флейты с погнутыми клапанами, оторванные струны, поломанные смычки…
– Огонь! – брызжа слюной, взвизгнул фальцет.
Застрочили автоматы, раскраивая пространство и время на тысячи кровавых лоскутов.
Через пару минут котлован обрамляла лишь куча наваленных друг на друга трупов еще совсем недавно стоявших здесь людей. Еще через пять минут подъехал трактор, и, поддевая ковшом кровавое месиво, словно вчерашний мусор методично сбрасывал их в котлован вместе с их инструментами.
Через полчаса от этой раздирающей душу картины не осталось практически ни следа. Вороны вновь уселись на березу, и вокруг опять воцарилась звенящая, мертвая тишина. И лишь свежие следы трактора да размазанные колеи из глины напоминали о недавно прошедшей здесь безумной акции вопиющего зверства.
1
Франция. Пригород Марселя.
– Мама, смотрите! Кажется, Амира что-то снова задумала, – высокий темноволосый молодой человек жестом показал куда-то.
У большого окна библиотеки стояла невысокая и еще молодая женщина в изысканном шелковом костюме необыкновенно красивого жемчужного цвета. Женщина была еще довольно привлекательной, фигура ее сохранила почти юношескую грацию, а прекрасные волосы цвета льна, уложенные в изысканную прическу, ниспадали на плечи шелковым струящимся водопадом.
Внешне женщина выглядела абсолютно спокойной, но каждый ее жест, каждая клеточка ее стройного, гибкого тела выдавали едва сдерживаемую тревогу. Руки ее были сцеплены крест-накрест на груди, нижняя губа закушена. В ее голове ходуном ходили самые разные мысли.
Она смотрела сквозь оконное стекло на парадный двор. Во дворе стояла ее семнадцатилетняя дочь Амира. И ее поза не внушала ничего хорошего.
«Господи, ну почему у всех дети, как дети, а у меня – термоядерная гремучая смесь? – размышляла она, – Почему Амира унаследовала именно мой характер? С ее братом, Люком, все было куда спокойнее и понятнее, хотя он и мальчишка. Хотя, какой мальчишка? Люку уже двадцать два, мужчина, можно сказать. А Амира – просто неуправляемый черт в юбке. Все и всегда пытается делать по-своему. Скандальная, конфликтная нонконформистка. По себе знаю, как трудно людям уживаться с обладателем такого вот характера. А ведь ей еще как-то замуж выходить надо. И видит бог, время пролетит очень быстро, не успеешь и заметить. И не всем в мужья достаются люди, в жилах которых течет королевская кровь, а изысканные манеры впитаны с молоком матери. Не всем…Что же, терять, похоже, было уже нечего. Видимо, дочке не пошел впрок даже год монастырской школы. Как была сумасбродкой, так и осталась. И если не сломить это прямо сейчас, другого шанса, наверное, уже не будет».
Подумав это, она резко развернулась и вышла из комнаты.
На подъездной площадке, покрытой оранжевым гравием, в решительной позе стояла молодая девушка. В руках она держала ярко-красную электрогитару, от которой куда-то тянулся толстый провод. Рядом стоял простенький усилитель.
– Мама, вы ничего не понимаете! – громко, почти надрывно закричала девушка.
Внешне она была очень похожа на мать, только немного повыше ростом. Тело ее уже практически сформировалось, хотя сложение было, скорее, худощавым. Те же льняные, практически белые волосы. На голове у девушки красовалась настоящая копна из завивавшихся в мелкие тугие кудри непослушных завитков. Сильно отличались лишь ее пронзительные глаза.
Обычно красивого шоколадно-коричневого цвета, сегодня эти негодующие, практически ненавидящие глаза острыми стрелами впивались в отливавшие стальным холодом серые глаза матери.
Девушку можно было бы даже назвать красавицей. На ее миловидном юном подбородке красовалась небольшая симпатичная ямочка. Ямочки можно было увидеть и на ее щечках, только вот улыбалась она очень редко, все чаще можно было увидеть на этом лице сосредоточенно-серьезное, задумчивое, а иногда и вовсе отрешенное выражение.
Никогда нельзя было понять, о чем именно думает эта внешне такая холодная, благовоспитанная и беспристрастная девушка.
Одета юная леди была, мягко говоря, совсем неподобающе. На ней были поношенные широченные джинсы, на ногах красовались, по мнению матери, отвратительные белые кроссовки, а клетчатая рубашка была завязана на животе узлом.
На глазах у девушки восседали очки с довольно-таки толстыми стеклами. Однако даже через эти невразумительные стекла можно было увидеть, как плясали дьяволята в этих сейчас практически черных глазах, плясали, словно разбрызгивая горящие искры вокруг.
Глаза были, пожалуй, самой необычной чертой этой девушки. Взгляд их был столь тяжелым, что никто кроме матери, не мог вынести его и двух минут.
– Мама! Я все равно, все равно буду играть на гитаре! Вы не сможете мне помешать! Почему вы заставляете меня учиться в консерватории! Неужели вы не видите, что я уже почти ненавижу классическую музыку?! Я люблю науку, я хочу заниматься физикой, как папа! Разве вы не видите, что мои способности лежат в области точных наук, а не этих, с позволения сказать, изящных искусств, которые вы мне так упорно навязываете? Разве мои победы на математических олимпиадах ничего не значат? И вообще, если бы вы хотя бы раз услышали, как я играю на гитаре, вы бы не стали мучить меня!
С этими словами девушка взяла на гитаре какой-то аккорд, ее тонкие пальцы легко запорхали по грифу, как бабочки-капустницы вокруг цветка. Гитара издала пронзительный рык, но затем звук плавно перетекал в мелодичные вибрато, скорее напоминая плач.
«Да, играет она на этом, если так можно выразиться, инструменте, очень, очень даже неплохо, – подумала леди в жемчужном костюме, – неудивительно, ведь у нее практически абсолютный музыкальный слух. Она и стиральную доску может заставить плакать».
Они столько сил, нервов, времени и денег вложили в образование Амиры. Лучшие учителя, репетиторы, европейские школы. Они дали ей лучшее образование, которое может только получить девушка. В этом году ее дочь стала победителем на конкурсе имени Фредерика Шопена. Далеко не каждую девушку ее возраста принимают в Парижскую консерваторию, да еще и сразу на третий курс. Нельзя позволить ей втоптать все это в грязь.
