Мари-Бернадетт Дюпюи - Сиротка. Дыхание ветра
— На втором этаже, третья дверь справа. Это небольшая палата, где лежат дети. В настоящий момент там, кроме нее, только один мальчик. Его к нам только что доставили.
— Наверное, это мой брат, — бросила Эрмин. — Спасибо большое.
Она даже не заметила, что Жослин двинулся за ней следом. Правда, отец, измученный переживаниями, поднимался по лестнице куда медленнее, держась за перила.
«Неужто Луи и Киона в самом деле одновременно очутились здесь, в одной палате? — думала она. — У Талы и мамы нет выбора, они столкнулись лицом к лицу против своей воли!»
В который раз судьба распорядилась событиями по собственному усмотрению. Ошеломленная Эрмин вошла в палату без стука. Все оказалось именно так, как она себе представляла. Лора была у изголовья сына, Тала — дочери. Они сидели спиной друг другу, склонившись к больным. Чуть помедлив, Эрмин подошла к свекрови, которая не отрывала глаз от светлого личика Кионы. Та чуть отстраненно улыбалась, будто давая всем понять, что она уже далеко от этого мира.
— Мужайся, дорогая Тала! Я с тобой всем сердцем. Но что с ней? Мадлен предупреждала меня, однако я не думала, что все так серьезно.
— Ее призвал великий дух. — Голос Талы дрожал. — Так что я решила доверить ее бледнолицым, их медицина порой творит чудеса. Я не хочу ее потерять, понимаешь? Я просто умру!
Она заплакала навзрыд. Эрмин мягко положила руку на плечо убитой горем женщины.
— Не могу в это поверить, — возмущенно сказала Эрмин. — Тала, мы должны бороться, сделать невозможное, чтобы пробудить ее. Что сказал доктор?
— Он определил воспаление мозга. Никогда не слышала о подобной болезни…
— Та медсестра, что осматривала Луи внизу, в коридоре, сказала мне то же самое, — сказала Лора, вставая. — Словом, речь идет о сотрясении мозга. Это неудивительно после того, что перенес мой сын! Я вам очень сочувствую, Тала, но мне совсем не хочется ухаживать за сыном в вашем присутствии! При первой возможности я потребую для Луи отдельную палату. Боже, за последние дни я сотню раз была на грани смерти! Эрмин еще не успела рассказать вам о постигшем нас несчастье, но эти люди хотели отомстить вам и только вам, Тала. Они похитили Луи и, должно быть, мучили его, раз он в таком состоянии, без сознания, с высокой температурой. Он едва узнал меня. И это ваша вина! Когда-то вы решили, что можете сами вершить правосудие — и вот результат! На мою дочь напали эти мерзавцы, а сына похитили!
— Мама, говори потише, — решительно перебила ее Эрмин. — И не стыдно тебе досаждать Тале в такой момент? Кионе очень плохо. Я могу понять твой гнев, но не забывай, что Тошан исправил положение, он спас Луи, который мог умереть в той пещере в одиночестве.
— Да, конечно! — уступила Лора, опомнившись.
Бесшумно вошедший Жослин успел уловить суть этого разговора. Поникший, с осунувшимся лицом, он совсем не жаждал оказаться между двух огней — между женой и бывшей любовницей, поэтому решил положить конец этой сцене.
— Дамы, ступайте дискутировать в коридор, — сухо сказал он. — Я останусь здесь, со своими детьми. Лора, Эрмин права, тебе должно быть стыдно!
— И ты, Жослин, смеешь говорить мне такое? — парировала Лора. — «С моими детьми»! Да ты едва знаешь Киону! И вдруг заявляешь о своих правах на нее.
— Я просто сказал правду, — возразил он. — Это мои дети, моя плоть и кровь. Взгляните на них: оба так хороши во сне!.. Дыхание жизни должно оживить Киону, я молюсь за нее. И за Луи. Лора, Господь вернул нам сына! И что толку укорять и винить Талу?! Разве ее вина, что люди с черной душой мучают невинных детей? Давно пора примириться. Вы только взгляните на них!
Женщины разом повернулись к кроваткам. Дети были разительно похожи: они лежали в одной и той же позе, сложив руки на одеяле и закрыв глаза, белизна постельного белья подчеркивала драматическую неподвижность. Выразительная деталь: и Луи, и Киону, казалось, охраняли два плюшевых мишки, прислоненные к подушке-валику.
— Простите меня, Тала, — прошептала Лора. — Вам как матери в самом деле куда тяжелее, чем мне. Я уже на грани нервного срыва, мне следовало бы избрать другой объект для нападок! Это недостойное поведение…
Индианка молча кивнула и вышла из палаты. Эрмин склонилась над девочкой. Погладила ее золотистые волосы, заплетенные в две косы.
— Ангел мой, дорогая малышка, вернись! Ты не можешь покинуть нас!
Она заплакала, страшась, что больше никогда не увидит дивной улыбки сестренки.
— Сегодня мне было так страшно, — объяснила она родителям. — Я поверила, что братик мертв. Тошан ведь объяснил тебе, мама, как было дело?
— Нет, он только сказал, что вы нашли Луи, что он очень слаб и у него жар. Велел, чтобы мы ждали вас в больнице.
— Все куда сложнее, — сказала молодая женщина. — Ступайте в коридор. Дайте мне несколько минут. Как бы то ни было, мне нужно успокоить Талу. К тому же ей ведь еще неизвестно, что Тошан вернулся.
Перед тем как уйти, Лора подошла к кроватке Луи. Он спал, дыхание было ровным, по лицу было видно, что температура спадает.
— Я скоро вернусь, любовь моя! — шепнула она.
Жослин поцеловал сына, а потом прижался губами ко лбу Кионы.
— Ты моя бедняжка! — пробормотал он. — Ты столкнулась со смертью в лесу, в разгар зимы… Если бы я был истинным отцом, я мог бы помешать этому. Вернись, дитятко мое, я буду лелеять тебя, смотреть, как ты подрастаешь…
Эрмин взяла Жослина за руку. В ее взгляде сквозили нежность и понимание.
— Мы и ее спасем, — прошептала она.
Потом они, прохаживаясь по длинному коридору, обсуждали то, что произошло утром. Они заметили, как монахиня вошла в палату, где были дети.
— Они спят, невинные младенцы, — тихо сказала она, выйдя в коридор. — Господа, чтобы не потревожить других пациентов, прошу вас перейти на первый этаж в приемный покой и продолжить беседу там.
— Хорошо, сестра, — ответила Лора, раздраженная сделанным замечанием, — но давайте не будем затягивать разговор. Мне не нравится, что Луи там совсем один.
Они все же спустились на первый этаж, и Эрмин продолжила свой рассказ. Ей хотелось изгнать пережитый ужас. При описании событий, разыгравшихся в Приюте Фей, родители испытали самые разнообразные эмоции.
— Господи Боже! — восклицала Лора. — Представляю, как ты измучилась, пока ждала возвращения Тошана. Я бы не вынесла такого!
— Сволочи! — выругался отец сквозь зубы. — Просто дьявольское отродье! Оставить Луи в пещере на верную смерть! Надеюсь, что Трамбле скоро окажется за решеткой, не то я собственноручно придушу его! Мне не терпится лично поблагодарить Тошана. А тебя, о моя взрослая дочь, я просто обожаю за смелость. Ты перенесла страшное испытание, хотя все сравнительно быстро разъяснилось.
— Да уж, я не скоро позабуду этот денек, это точно, — сказала Эрмин. — Там, в Дебьене, я была просто уничтожена, а затем едва не сошла с ума от радости.
Все трое обнялись со слезами на глазах и вновь вернулись к тому, что довелось пережить.
Тем временем на втором этаже Тала медленно направилась в просторную палату, где оставила дочь. Для индейцев слово «кома» не имело смысла. Тала не знала о греческом происхождении термина, означавшего «глубокий сон». Страшно утомленная, она смирилась. Раз уж доктор бледнолицых признал, что не может вернуть Киону, раз уж шаман племени монтанье также подтвердил, что бессилен вернуть ее душу, то ее Киона, дитя света, которому было даровано таинственное предназначение, погибла.
Угнетенная этой очевидностью. Тала резко остановилась, уткнувшись лбом в переборку. Она не сможет пережить смерти Кионы, это она ощущала каждой частицей своего существа. Губы ее шептали молитву, она призывала духов своих предков и то высшее существо, что решает участь всех созданных им тварей.
Луи, открыв глаза, принялся гадать, где он оказался. Светлые стены, окна с видом на озеро, дневной свет — все это его успокоило. Значит, он больше не узник. Он с облегчением вздохнул и уселся на кровати, взяв в руки плюшевого мишку. Он баюкал своего белоснежного Ноно, и это воскресило в памяти какие-то образы, неясные воспоминания.
«Мимин держала меня на руках, лаяли собаки, я видел старшего брата Кионы; он нес меня…»
Ребенок понял, что он находится в больнице, что вот-вот появится его мать, а за ней отец и сестра. Он повернулся к двери и тут увидел стоящую рядом кроватку, где лежала девочка, которую он тотчас узнал.
— Киона, — тихо окликнул он.
Она не ответила и даже не шевельнулась. Луи осторожно поднялся, удивившись, что вообще может ходить. Он провел целых два дня в кровати, по большей части неподвижно. Теперь мальчик легко добрался до постели Кионы.
— Что с тобой? — шепнул он ей на ухо. — Ты больна? Гляди, мой Ноно со мной. Пусть твой мишка остается у тебя. Да, Киона?
