Робер Гайяр - Мари Антильская. Книга вторая
— Вы умеете стрелять из мушкета? Конечно же, нет! В таком случае, ступайте в караульню и попросите кого-нибудь из стражников обучить вас обращаться с оружием. И вы, Демарец, тоже обзаведитесь мушкетом. Поторопитесь и уведите с собой Жюли.
Она обернулась к Сефизе, которая концом своего фартука утирала слезы, с поразительной быстротой шевеля при этом губами.
— Что это ты делаешь, Сефиза?
— Моя? Моя делать молитва добрый Боженька… Спасти от каибов… Вот!
— Ладно, хватит! Сефиза, Клематита, ступайте отсюда! Быстро в караульню!.. Я не желаю видеть здесь ни одного человека без оружия, вы поняли или нет? Только с мушкетами в руках и у окон, чтобы стрелять в дикарей!..
Обе негритянки исчезли в таком ужасе, будто перед ними уже выросла из-под земли целая толпа дикарей.
Мари вышла во двор. Теперь стража знала, что индейцы окружили холм и, судя по передвижениям тех из них, кого удавалось разглядеть, отрезали все дороги, ведущие к городу и морю.
Мари окинула солдат разгневанным взглядом. Однако ничего не сказала, ибо тут же заметила, что они готовы к бою. Один из солдат стоял с банником для чистки пушек в руке, другой подтаскивал мешки с порохом, третий складывал пирамидами ядра. Движения их были довольно медлительны, ибо жара уже сделалась нестерпимой.
Мари повернулась к ним спиной и направилась в сторону барака. Негры тоже выглядели перепуганными насмерть. Они закрылись в хижине, где жили, и ни уговоры, ни угрозы, ни кнут не могли выманить их оттуда. Плотной кучкой столпившись в углу барака, они испуганно жались друг к другу. Слышалось их тяжелое дыхание, никто даже не шевелился.
При появлении Мари со стороны темной толпы испуганных негров послышалось какое-то невнятное бормотанье. Она спросила:
— Найдется ли среди вас хоть один, у кого хватит храбрости защищаться самому и защищать этот дом?
Она знала, какой подвергает себя опасности, собственными руками вооружая своих негров. Но лучше уж пойти на риск и заручиться поддержкой рабов, чем попасть в руки дикарей.
От бесформенной черной массы отделился человек могучего сложения и, шагнув вперед, проговорил:
— Моя могу, мамзель!..
Он был совершенно голым. С широкими, квадратными плечами. Мари узнала Кенка. И тут же в памяти вновь воскресло ее давнее приключение с этим негром. С минуту она пристально всматривалась в него, будто сомневаясь в его преданности, будто опасаясь, как бы, получив оружие, раб не обратил его против своих хозяев, но тут вспомнила, как потеряла тогда свои пистолеты, которые, кстати, так никогда и не нашлись.
— Хорошо, — проговорила наконец она. — Твоя выбрать себе друг и пойти взять мушкет…
Кенка повернулся к своим соплеменникам. Между ними завязался едва слышный разговор на языке, совершенно непонятном молодой даме. Она приготовилась уже выйти вон, когда Кенка вдруг позвал ее и жестом дал понять, что все готовы идти за ним — мужчины, женщины и Дети.
Она отвела их к стражникам, приказав тем обучить их пользоваться огнестрельным оружием.
Потом, как могла, внушила неграм, что те должны слепо подчиняться сержанту, и поднялась в комнату мужа.
— По-прежнему никаких вестей от Мерри Рула? — первым делом поинтересовался он.
Судя по виду, он был вне себя от гнева.
— Увы, никаких, — ответила Мари. — Нет сомнений, что, если он послал вестового с донесением, тому не удалось пробраться сюда прежде, чем дикари перекрыли все дороги, а теперь уже нет надежды получить хоть какие-то вести из форта.
— Негодяй! — возмутился генерал. — Если бы он нес службу как подобает!.. И как следует вел бы наблюдение за морем! Ему следовало своевременно отдать нужные распоряжения, и мы не оказались бы в такой западне!
Мари подошла к нему поближе и посмотрела в ту сторону, куда был неотрывно прикован взгляд мужа.
Внимательно приглядевшись, она без труда поняла, что теперь дикари заполонили уже все видимое глазу пространство. Как бы они ни пытались прятаться за ветками деревьев, яркая окраска тел все равно выдавала их присутствие.
Зрелище напоминало вторжение несметных полчищ каких-то ярко-красных насекомых, создавалось такое впечатление, будто в местах, где копошилось особенно много этих букашек, вот-вот не останется ни единого зеленого листика.
— Думаю, — заметил генерал, — они сейчас занимают позиции, и до наступления ночи нам нечего опасаться. Обычно они нападают ночью, во всяком случае, если верить Пьеру Дюбюку, такова их обычная тактика. Главное, чего нам следует особенно опасаться, это их зажигательных стрел. Не то они заживо зажарят нас прямо в собственном замке!
— А почему бы нам не открыть огонь по ним прямо сейчас?
— Не хотелось бы давать им повод обвинить меня, будто я атаковал их первым…
— Но ведь они покинули свои земли без всяких видимых резонов, без разрешения и даже не предупредив нас. Кроме того, все равно из форта-то уже стреляли…
— Да, но, начав стрельбу, мы дадим им повод утверждать, будто это мы их спровоцировали на враждебные действия. Ведь мы вооружены куда лучше них, и наш отпор будет сокрушительным. С другой стороны, я еще не теряю надежды, что в последний момент вождь все-таки вспомнит, что мы с ним «кумовья»…
— Вряд ли на это стоит слишком рассчитывать, — скептически заметила Мари.
Тем временем ярко-красные человечки продолжали карабкаться по склонам, заполонять холмы, роиться среди листвы. Было такое впечатление, будто одного-единственного пушечного залпа, наугад выпущенного по любой из небольших рощиц, достаточно, чтобы вызвать среди них немалые жертвы.
Некоторые уже подошли так близко к Замку На Горе, что Мари с генералом без труда могли разглядеть их лица, набедренные повязки и пояса. Иные вели себя как на параде, ничуть не боясь, как бы их ни увидели, не прячась, будто нарочно, с презрением бросая вызов белым; другие же, напротив, принимали какие-то странные позы, пробирались ползком, крадучись, извиваясь точно змеи, стлались, низко приникнув к земле, изо всех сил стремясь оставаться незаметными и пользуясь любым, даже самым крошечным, укрытием, чтобы спрятаться от посторонних глаз.
Внезапно со двора донеслись громкие голоса, послышалось бряцанье оружия. Дюпарке перегнулся через подоконник, пытаясь разглядеть, чем вызван этот шум, и с немалым изумлением обнаружил внизу толпу негров — мужчин, женщин и даже детей. В руках у мужчин были мушкеты, держали они их, конечно, весьма неловко, но по тому, как они время от времени угрожающе крутили ими перед собой, видно, что их буквально распирает от гордости. Женщины и дети вооружились только саблями да мачете, которые ярко сверкали в лучах солнца.
— Кто приказал вооружить негров? — задыхаясь от волнения, спросил генерал.
— Это я, — ответила Мари. — Думаю, мы вполне можем рассчитывать на их преданность. Тем более что они слишком боятся дикарей, чтобы поднять руку против нас. Они помогут нам, и уверена, из них выйдут отличные защитники.
С минуту Жак не сводил глаз с Мари. Она не могла понять, собирается ли он похвалить ее или обрушится с гневными упреками, но внезапно лицо его озарила улыбка — та нежная улыбка, какой она давно уже не видела на его тонких губах.
— Дорогая моя Мари, поистине вам в голову приходят великолепные идеи! — одобрил наконец он. — Думаю, этот вооруженный отряд будет нам солидной подмогой. Я тоже уверен, что они не предадут нас.
Он выпустил из рук один из пистолетов, обнял ее за плечи и привлек к себе.
— Ах, дорогая Мари! — с чувством проговорил он. — Я восхищаюсь вами, вы сильная женщина и к тому же редкая умница. Если со мной что-нибудь случится, я могу быть спокоен. Ничуть не сомневаюсь, вы сможете править этим островом ничуть не хуже меня — если не лучше! Да, теперь я могу спокойно умереть!
После полудня уже нельзя было различить ни одной фигуры индейцев. Между тем появился солдат, который вызвался пробраться к караибам и попробовать разгадать их намерения.
Все с нетерпением ждали его возвращения. Он сумел вернуться назад еще до наступления ночи.
И самой печальной новостью, какую он принес с собой, была весть о том, что он обнаружил на дороге, ведущей в Сен-Пьер, чудовищно изуродованный труп часового, который был послан из замка в город. У него были отрезаны конечности, а из груди, распоротой ударом ножа, вырвано сердце.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Нападение на Замок На Горе
Уже окончательно опустилась ночь. И всех обитателей Замка На Горе сильнее, чем когда бы то ни было прежде, охватила та безотчетная, необъяснимая тревога, что всегда сопутствует наступлению темноты, особенно в первые часы, когда она особенно густа и все предметы обретают какие-то призрачные, пугающие очертания.
Стрельба из форта, не прекращавшаяся весь день, почти совсем смолкла, лишь время от времени, все дальше и дальше, слышались мушкетные залпы, явные свидетельства, что дикари все еще бродили где-то неподалеку от стен крепости. Но уже невозможно было разглядеть бухту и выяснить, по-прежнему ли к дикарям прибывает все новое и новое подкрепление.
